Андрей Франц - Беспредел и Тирания. Историко-политические этюды о преступлении и наказании

А, с другой стороны, что тут особенного? Тираны — они все такие!

Итак, народность — естественный способ самопозиционирования для Людовика XI. Ведь он — тиран! Но отношения с народом для тирана — это нечто большее, чем просто имидж. Нет, это еще и ключевой политический союз.

Прямое столкновение с аристократией — гибельно для тирана. Людовик понял это в самом начале своего правления, столкнувшись с войсками Лиги. Объединенные силы господствующего класса намного превосходят его собственные ресурсы и возможности. Значит, нужны союзники. Таким естественным союзником становится для начинающего тирана третье сословие, города.

Людовик ведет широкую сеть "спецопераций", поддерживающих города в борьбе с их господами. Королевские агенты — частые и желанные гости в магистратах Льежа, Гента, Брюгге… Ведь феодальные властители крупных городов — это и враги короля. Где же и искать себе поддержку, как не у тех, кто сам давно готов к бунту против своих аристократов?

Впрочем, опора на третье сословие — это не только тактика политической борьбы. Нет, это еще и политическая стратегия . Нет, это даже нечто большее. Это другое видение мира.

Ведь как устроен мир аристократа? Мира аристократа — это мир господ . Крупных и мелких. Могущественных и не очень. Богатых и обедневших. Но господ . Все господа в этом мире занимаются одним и тем же делом — увеличением своего могущества. Воюют, вступают в коалиции, в браки, поступают на службу к более могущественным господам, интригуют… Да, где-то внизу по умолчанию существует подлый класс , но он существует за пределами мира аристократа. Умные о его существовании не упоминают, а глупые — даже и не подозревают. Воспринимая исключительно как явление природы или часть естественного ландшафта.

Но для Людовика мир устроен иначе. В его мире нет господ . Для него есть монарх и есть его подданные . Все! Никакой аристократии, лучших , каких-то особенных людей в этом мире нет. Аристократия исключена из мира абсолютной монархии. Ты или подданный или никто! Чемодан — вокзал — заграница. Или каземат — суд — плаха.

Что интересно, собственно подданных, то есть третье сословие, платящее налоги, такая картина мира тоже более, чем устраивает. И когда несколько позже король жесткой рукой начинает подчинять городское самоуправление королевской администрации, требуя "избирать" на освобождающие в магистратах вакансии своих людей, горожане достаточно охотно подчиняются королевской воле.

Что это, последствия "неизбывного рабства", "потребности в господской руке"? Да глупости! Эти же самые горожане, вздев брони и взяв в руки копья, с увлечением поднимали на них своих "естественных господ" — епископов, графов или герцогов. В чем же дело? За что такие преференции королю?

А ответ здесь прост, и основывается он исключительно на здравом смысле народа.

— Один господин — намного лучше, чем сотня. Один и сожрет, и выпьет меньше. А самое главное — не будет постоянных драк и скандалов между господами , от которых разорения больше, чем от потребленной на халяву жратвы и выпивки.

Примерно аналогичные рассуждения пришлось мне как-то услышать в Париже, в середине девяностых, на одном из маленьких социально-политических междусобойчиков. Каха Бендукидзе, как спонсор проводимого семинара для молодых российских политиков, делал доклад на тему "Федерализм в России". И начал он свой доклад примерно следующим образом:

— Вся проблематика федерализма в Российской Федерации сводится к простому вопросу. Где будут воровать — в Москве или на местах. Я считаю, лучше в Москве. Меньше сумеют украсть…

Иначе говоря, чем выше в социальной пирамиде находится центр отъема у народа материальных излишков, тем меньше он сумеет "отъять". При условии, разумеется, что этот центр сохраняет за собой монополию на "отъятие". И другим, пониже, "отымать" не позволяет. Идеальный вариант, когда центр отъятия — на самой вершине пирамиды, у государя. И больше никаких господ, протягивающих руки к народному достоянию.

Разумеется, для народа, еще прекрасно помнящего результаты господской резвости во времена Столетней войны, такая политическая позиция была более чем понятна и близка. Одно государство, один король. Поэтому, конечно же, Людовик XI пользовался весьма значительной поддержкой городов и, как это ни банально звучит — любовью простого народа.

Впрочем, и сам он прекрасно понимал, что "любовь народа", это один из самых значительных его активов. Вот в этом-то мы с вами можем быть точно уверены! В своем наставлении сыну, дофину Карлу, которое было посвящено искусству государственного управления, Людовик пишет:

"Лучшая крепость, которую государь может иметь в своем королевстве, — это держать подданных в любви, справедливости и мире, и чтобы торговля могла иметь свое развитие всюду. Ибо, таким образом, они будут иметь добро и настолько же больше достанется ему, и его подданные будут желать, чтобы он жил и правил, и также его будут любить и иностранцы, за добрую славу, которая о нем распространяется. В мире нет более надежного способа защитить свое имущество, чем быть любимым [подданными], и нет ничего более ужасного, чем быть запуганным [ими] " [245].

Заметьте, что этот текст написан для аудитории из одного-единственного человека — принца Карла. Это не рекламное признание в любви народу, тиражом в несколько миллионов экземпляров, изданное перед президентскими выборами. Это вообще написано не для народа, а лишь для сына. Передача ему своего опыта власти и управления. Передача того, что понято, пережито и осмыслено. Чтобы сын, наследник, вставая на путь монарха, лучше понимал направление движения и встречающиеся на пути ловушки и волчьи ямы.

И вот он, жизненный и политический опыт тирана! Лучшая крепость государя — это любовь подданных. Неплохо для тирана? Да уж, тираны — они все такие!

Ну, а как обстоят дела с аристократической партией Французского королевства? О ней можно сказать только одно: она очень быстро потеряла голову. Людовик так и пишет в одном из своих писем: "Во Франции не осталось головы, которая бы крепко держалась на плечах" [246]. И в самом деле, просто какая-то чума прошла дворам французской знати, выкашивая лидеров феодальной вольницы:

1471 год — схвачен и брошен в тюрьму герцог Алонсонский.

1472 год — "внезапно" умер герцог Гиенский (съел за обедом что-то не то).

1473 год — штурмом взят замок одного из самых ярых поклонников герцога Бургундского, вечного бунтаря — графа Арманьяка, а сам граф убит.

1477 год — брошен в тюрьму и затем казнен герцог Немурский.