Эрик Доддс - Греки и иррациональное

В дальнейшем описании я буду в основном опираться на великолепную монографию О. Ревердена (О. Reverdin, La Religion de la cite platonicienne, Travaux de l'Ecole Francaise d'Athenes, fasc. VI, 1945), которую не считаю менее ценной из-за того, что отношение автора к религии весьма отличается от моего.

Laws 717ab. Ср. 738d: каждое село должно обладать своим местным божеством, даймоном или героем, как, видимо, и было в Аттике на самом деле (Ferguson, Harv. Theol. Rev. 37 [1944] 128 ff.).

Ibid., 904а: οι κατά νόμον όντες θεοί [«как боги, существующие согласно закону»] (ср. 885Ь и, если текст не испорчен, 891е).

Crat. 400d, Phdr. 246с. Ср. также Critias 107ab; Epin. 984d (где это звучит довольно презрительно). Те, кто, подобно Ревердену (ор. cit., 53), наделяют Платона искренней личной верой в традиционных богов, на том основании, что он предписывает их культ и нигде в отчетливой форме не отрицает их существование, по-моему, не принимают во внимание компромисс, необходимый для любой практической схемы религиозной реформы. Ксли бы возникла необходимость полностью оторвать массы от их наследственных верований, мнение Платона было бы куда более жестким; кроме того, никакой реформатор не может открыто отрицать для себя то, что он предписывает другим. См. еще мои замечания в JHS 65 [1945] 22 f.

Tim. 28с. Относительно много обсуждавшейся проблемы бога у Платона см. особенно Dies, Autour de Piaton, 523 ff.; Festugiere, L'Ideal religieux des Grecs et VEoangile, 172 ff.; Hackforth, «Plato's Theism», CQ 30 [1936] 4 ff.; F. Solmsen, Plato's Theology [Cornell, 1942]. Я уже высказывался на данную тему в JHS, loc. cit., 23.

Небесные тела во всех культурах являются представителями или символами того, что Кристофер Доусон называет «трансцендентным элементом внешней реальности» (Dawson, Religion and Culture, 29). Co. Apol. 26d, где говорится, что «все люди», включая самого Сократа, верят, что солнце и луна — это боги; и Crat. 397cd, где небесные тела представлены как первоначальные боги Греции. Но в IV в., как мы знаем из Epinomis, 982d, эта вера начала исчезать на фоне роста популярности механистических трактовок (ср. Laws 967а; Epin. 983е). Ее воскрешение в эпоху эллинизма немало обязано именно идеям Платона.

Об идее анимации небесных тел, выдвигавшейся против идеи внешнего контроля, см. Laws 898е-899а, Epin. 983с. Анимация, несомненно, была популярной теорией, и ей суждено было доминировать в наступающую эпоху; но Платон отказывается сделать решающий шаг (у него звезды суть либо θεοί, либо θεών εικόνες ώς αγάλματα, θεών αυτών έργασαμένων [«образы богов, своего рода изваяния, созданные самими богами»], Epin. 983е; о последнем взгляде ср. Tim. 37с).

Laws 821b-d. Молитва к солнцу была знакома греческой традиции: так, Сократ обращается к нему на восходе (Symp. 220d), а оратор из утраченной пьесы Софокла произносит: ήέλιος, οίκτείρειέ με, / öv οί σοφοί λέγουσι γεννητήν θεών / καί πατέρα πάντων [ «Солнце, сжалься, сущий — как мудрые говорят — родитель богов и отец всего»] (fr. 752 Р.). В другом месте Laws (887d) Платон говорит οπροκυλίσεις αμα καί προσκονήσεις Ελλήνων τε καί βαρβάρων [«эллины и все варвары... преклоняют колени и повергаются ниц»] на восходе и закате солнца и луны. Фестюжьер упрекал его здесь в искажении фактов: «ni l'objet de culte ni le geste d'adoration ne sont grecs: ils sont barbares. II s'aglt de l'astrologie chaldeenne et de la προσκύνησις en usage a Babylone et chez les Perses» [«ни один объект подобного культа, ни один молитвенный жест не являются исконно греческими. Они имеют варварское происхождение. Речь идет о халдейской астрологии и типах поклонения, традиционно присущих вавилонянам и персам»]. (Reo. de Phil. 21 [1947] 23). Но если мы и допустим, что προκυλίσεις, и, возможно, культ луны скорее варварские, чем греческие, все равно платоновское утверждение хорошо увязывается с гесиодовским молитвенным правилом и подношениями на восходе и закате (Erga 338 сл.) и с Ar. Plut. 771: καί προσκυνώ γε πρώτα μέν τόν ήλιον, κτλ [«и прежде всех — тебе привет, о Гелиос!» и т. д.]. Тем не менее «Законы», похоже, придают небесным телам религиозное значение, которого им недоставало в обычном греческом культе, хотя частичные прецеденты этого можно усмотреть в пифагорейской традиции (ср. гл. VIII, прим. 68). И в «Послезаконии», которое я теперь склонен рассматривать либо как произведение самого Платона, либо как принадлежащее его «Nachlass» [«наследию»], мы встречаемся с тем, что, несомненно, имеет восточное происхождение, да и открыто заявлено как таковое, а именно с предложением официального поклонения планетам.

Laws 946bc, 947а. Это поклонение — не простая формальность: эвтюнои [судьи] должны реально присутствовать в теме-носе [священном месте] объединенного храма (946cd). К этому следует добавить, что предложение создать должность первосвященника (архиерея) является инновацией; во всяком случае, титул этот не засвидетельствован нигде до эллинистических времен (Reverdin, op. cit., 61 f.). Прежде всего, он отражает платоновское мнение о необходимости более жесткой организации религиозной жизни греческого общества. Первосвященник, однако, подобно другим жрецам, останется мирянином и будет исполнять свои обязанности только в течение года; Платон не принимал идеи профессионального жречества и считал, что она ведет к нарушению единства «Церкви» и государства, религиозной и политической жизни.

См. Festugiere, Le Dieu cosmique (=La Revelation d'Hermes, II, Paris, 1949); и глава VIII, с. 349 настоящей книги.

Божий фтонос отвергается недвусмысленно в Phdr. 247а, Tim. 29е (и Arist. Met. 983а).

См. гл. II, прим. 32.

Laws 903b: επωδών μύθων [«в зачаровывающих сказаниях»]; ср. 872е, где учение о воздаянии в будущих жизнях на земле называется μύθος ή λόγος ή ö τι χρή προσαγορεύειν αυτό [«слово или сказание — как бы это не называть»], и L. Edelstein, The Function of the Myth in Plato's Philosophy, Journal of the History of Ideas, 10 [1949] 463 ff.

Ibid., 904c-905d; ср. также 728bc, и развитие этой идеи Плотином — Епп. 4. 3. 24.

904d: Αϊδην τε καί τά τούτων έχόμενα τών ονομάτων έπονομάζοντες σφόδρα φοβούνται καί όνειροπολοϋσιν ζώτες διαλυθέντες τε τών σωμάτων [«...которые называются Аидом и тому подобными именами. Люди их сильно боятся, они им мерещатся и при жизни, и после отрешения души от тела»]. Судя по всему, Платон здесь предполагает, что народные поверья о преисподней имеют едва ли большую ценность, чем символическую. Но последние слова этого предложения вводят в недоумение: они едва ли означают «находясь во сне или в трансе», поскольку являются антитезой ζώντες; по-видимому, они подразумевают, что страх перед Аидом продолжается и после смерти. Желает ли Платон намекнуть, что испытывать подобный страх — плод виновного сознания — значит уже нахо диться в Аиде? Тогда это было бы в согласии с тем учением, которое он проповедовал начиная с «Горгия», — что преступление является наказанием перед самим собой.