Эрик Доддс - Греки и иррациональное

SVF III. 444: Stoici affectus omnes, quorum impulsu animus commovetur, ex nomine tollunt, cupiditatem, laetitiam, metum, maestitiam... Haec quattuor morbos vocant, non tarn natura insitos quam prava opinione susceptos: et idcirco eos censent exstirpati posse radicitus, si bonorum malorumque opinio falsa tollatur. [«Стоики изгоняют аффекты, которые пробуждают в человеческой душе импульсивное состояние — страсть, гнев, радость, страх, уныние... Четыре эти названные болезни не столь возникают по природе, сколь поддерживаются неправильным мнением, и потому лишь тогда возможно вырвать их с корнем, когда доброе мнение истребит дурное»]. Это характеристика святого из Тарна (Hellenistic Civilisation, 273).

Ср. интересный анализ у Bevan, op. cit., 66 ff.

В своей работе περί παθών [«О патосе»], на которую Гален опирался в трактате deplacitis Hippocratis et Piatonis. Ср. Pohlenz, NJbb Supp. 24 [1898] 537 ff., и Die Stoa, I. 89 ff.; Reinhardt, Poseidonios, 263 ff.; Edelstein, AJP 47 [1936] 305 ff. По-видимому, ложное единство зеноновской философии уже было разрушено Панэтием (Cic. Off. 1. 101), но Посидоний провел пересмотр еще дальше.

Недавно обнаруженный трактат Галена, в котором большая часть материала, по-видимому, взята из Посидония, развивает этот аргумент в полную силу, приводя различия в характере, наблюдаемые в детях и животных: см. CQ 43 [1949] 82 ff.

Galen: ότι ταΐς τοΰ σώματος κράσεσιν κτλ, ρ. 78. 8. ff. Müller: οό τοίνυν ουδέ Ποσειδωνίω δοκεΐ τήν κακίαν έξωθεν έπεισιέναι τοις άνθρώποις ούδεμίαν έχουσαν ρίζαν έν ταΐς ψυχαΐς ημών, όθεν όρμαψένη βλαστάνει τε καί αυξάνεται, άλλ' αυτό τουναντίον, καί γάρ ουν καί της κακίας έν ήμΐν αύτοΐς σπέρμιι. καί δεόμεθα πάντες ούχ οϋτω τοΰ φεύγειν τούς πονηρούς ώς τοΰ διώκειν τούς καθαρίσοντάς τε καί κωλύσοντας ημών τήν αΰξησιν τής κακίας [« из-за смешений, происходящих в теле» и т. п., «и Посидоний считает, что зло не извне проникает в жизнь людей, якобы не имея оснований в наших душах и, будучи привлеченным, возникает и увеличивается (в нас), но происходит изнутри. Ведь семя зла имеется в нас самих, и мы все не столь желаем избегать порочных людей, как преследовать тех, кто намеревается очистить (нас) и помешать увеличению в нас зла»]. Ср. plac. Hipp, et Plat., pp. 436. 7 ff. M.: в своем понимании лечения страстей Посидоний следовал Платону, а не Хрисиппу. Интересно, что конфликт в душе Медеи, которым Еврипид, поэт V в., указывал на незрелость тогдашней рационалистической психологии (см. гл. VI, с. 273), тоже сыграл роль в этом противостоянии, став объектом упоминаний, достаточно произвольных, со стороны обеих школ (Galen, plac. Hipp., p. 342 Μ.; ibid., p. 382 - SVF III. 473 ad fin.).

Ср. Epic. Epist. 1. 81 сл.; Sext. Emp. Pyrrh. Hyp. 1. 29.

Seneca, Epist. 89. 8: пес philosophia sine virtute est nee sine philosophia virtus [«нет ни философии без добродетели, ни добродетели без философии»]. Ср. Epic. Pap. Hare. 1251, col. xiii. 6: φιλοσοφίαςδι' ήςμόνηςέστινόρθοπραγεΐν [«только благодаря философии можно правильно поступать»].

буквально «междумирие» (лат.).

Ср. Philodemus, de dis III, fr. 84 Diels - Usener, Epicurea fr. 386; мудрый человек πειράται συνεγγίζειν αύτη (т. е. «тянется к божественному») καίκαθαπερείγλίχεταιθιγεΐνκαίσυνεΐναι [«стремится приблизиться к нему... прикоснуться и быть вместе с ним»].

Festugiere, Le Dieu cosmique, xii f.; Epicure et ses dieux, 95 ff. Против того взгляда, что ранний стоицизм представляет собой вторжение «восточного мистицизма» в греческую мысль, см. Le Dieu cosmique, 266, п. 1, и Bevan, op. cit., 20 ff. Общее отношение философии к религии в это время хорошо показано у Wendland, Die hellenistisch-römische Kultur, 106 ff.

Согласно Диогену, Пиррон занимал пост первосвященника (Diog. Laert. 9. 64).

SVF I. 146, 264-267.

SVF II. 1076.

Chrys. ibid. Подобная аллегоризация приписывается платонику Ксенократу (Aetius, 1. 7. 30 = Xen. fr. 15 Heinze).

Ср. W. Schubart, «Die religiöse Haltung des frühen Hellenismus», Der Alte Orient, 35 [1937] 22 ff.; M. Pohlenz, «Kleanthes' Zeushymnus», Hermes, 75 [1940], особенно 122 ff. Фестюжьер сделал хороший комментарий к «Гимну» Клеанфа (Le Diea cos-mique, 310 ff.).

Philodem, depietate, pp. 126-128 Gomperz = Usener, Epicurea, frs. 12, 13, 169, 387. Cp. Festugiere, Epicure et ses dieux, 86 ff.

άνυ πέρβλητον αίσέβει] αν [«несмываемое бесчестие»], Philod., ibid., p. 112. О Платоне ср. гл. VII, с. 323. Эпикур принимал первое и третье из основоположений кн. 10 «Законов», но отвергал второе, вера в которое казалась ему главным источником человеческого несчастья.

Epicurus apud Sen. Epist. 29. 10, добавляя: idem hoc omnes tibi conclamabunt, Peripatetici, Academici, Stoici, Cynici [«тебе то же самое будут заявлять все перипатетики, академики, стоики, киники»].

До конца V в. в греческих эпитафиях редко упоминается судьба умершего; если же это происходит, они почти всегда имеют в виду гомеровский Аид (самое яркое исключение — эпитафия в Потидее, см. гл. V, прим. 112). Надежды на личное бессмертие начинают появляться в IV столетии — причем иногда они выражены языком, испытавшем элевсинское влияние — и становятся весьма нередкими в эпоху эллинизма, но не показывают больших следов каких-то конкретных религиозных учений. Реинкарнация в них никогда не упоминается (Cumont, Lux Perpetua, 206). Откровенно скептические эпитафии, по-видимому, начинаются с александрийских интеллектуалов. Но человек, подобный Каллимаху, мог поочередно использовать традиционный взгляд (Epigr. 4 Mein.), оптимистический (Epigr. 10) или скептический (Epigr. 13). В целом в этих источниках нет ничего противоречащего утверждению Аристотеля о том, что для большинства людей вопрос о смертности или бессмертии души остается открытым (Soph. Elench. 176ь 16). О проблеме в целом см. Festugiere, L'Ldeal rel. des grecs, Pt. II, chap. V, и К. Lattimore, Themes in Greek and Latin Epitaphe, Illinois Studies, 28 [1942].

См. осторожный вердикт Шубарта (loc. cit., 11): «wo in solchen Äusserungen wirklicher Glaube spricht und wo nur eine schone Wendung klingt, das entzieht sich jedem sicheren Urteil» [«нельзя сказать наверняка, в каких случаях мы встречаемся с отражением действительно существовавшей веры, а в каких это просто красивый оборот речи»].

Athenaeus, 253d = Powell, Collectanea Alexandrina, p. 173. Датировка не совсем ясна, возможно, это 290 г. до н. э.

άλλοι μέν ή μακράν γαρ άπέχουσιν θεοί, ή ούκ έχουσιν ώτα,

ή ούκ εϊσιν, ή ού προσέχουσιν ήμΐν ουδέ εν, σέ δέ παρόνθ' όρώμεν. ού ξύλινον ουδέ λίθινον, άλλ' άληθινόν [«Другие же от богов далеки или не могут услышать

или увидеть их, или не устремляют себя к ним;

тебя же побудил подлинный бог;

не деревянный и не каменный, но истинный»]. Не понимаю, почему Ростовцев способен сказать в своей Ingersoll Lecture («The Mentality of the Hellenistic World and the Afterlife», Harvard Divinity School Bulletin, 1938—39), что здесь «нет богохульства и нет асебейи», если он использует эти термины в традиционном греческом смысле. А откуда он знает, что гимн этот является «взрывом искреннего религиозного чувства»? Современный тем событиям историк Демохар думал совсем иначе (apud Athen. 253а), и я лично не нахожу в этих словах ничего, что поддерживало бы подобный взгляд. Скорее всего, этот стих был написан по заказу (о мнении Деметрия см. Tarn, Antigonos Gonatas, 90 f.), и, возможно, он был составлен в духе Демосфена, который в свое время советовал собранию «признать Александра сыном Зевса — или Посейдона, если ему вздумается». Деметрий — сын Посейдона и Афродиты? Конечно, почему бы и нет — при условии, что он докажет это, принеся мир в борьбе с этолийцами.