Эрик Доддс - Греки и иррациональное

В первые столетия Империи монизм и дуализм, «космический оптимизм» и «космический пессимизм» существовали бок о бок: оба встречаются, например, в Hermetica — и только постепенно последний завоевал первенствующее положение. Плотин, резко критикуя как крайний монизм стоиков, так и крайний дуализм Нумения и гностиков, пытается построить систему, которая удовлетворила бы обе эти тенденции. Звездное небо для императора Юлиана — все еще объект глубокого восхищения: ср. orat. 5, 130cd, где он говорит, как переживание в детстве прогулки в звездном свете заставило его впасть в трансоподобное состояние.

Ср. Festugiere, L'Astrologie, chap. ix.

Ср. Nock, «Α Vision of Mandulis Aion», Harv. Theol. Reu. 27 [1934] 53 ff.; и Festugiere, op. cit., 45 ff., где переведены и обсуждены несколько интересных текстов.

Теургия была прежде всего техникой по достижению спасения посредством магии; см. прил. II, с. 427 сл. То же самое можно сказать и о некоторых ритуалах, описания которых сохранились на магических папирусах, например, описание знаменитого «рецепта бессмертия» (PGM iv. 475 ff.). Ср. Nock, «Greek Magical Papyri», J. Eg. Arch. 15 [1929] 230 ff.; Festugiere, L'Ideal religieux, 281 ff.; Nilsson, «Die Religion in den gr. Zauberpapyri», Bull. Soc. Roy. des Lettres de Lund, 1947-1948, ii. 59 ff.

Nilsson, Greek Piety, 150. Я бы добавил, что оккультизм необходимо отличать от примитивной магии, которую описывают антропологи и которая является донаучной, дофилософской и, вероятно, дорелигиозной стадией, тогда как оккультизм — это псевдонаука или система псевдонаук, часто поддерживаемая иррационалиcтической философией и всегда использующая идеи прежних религий. Конечно, оккультизм следует также отличать и от современной дисциплины психических исследований, которая старается элиминировать оккультизм через изучение потенциальных «оккультных» феноменов и рациональную их проверку, и тем самым либо установить их субъективность, либо интегрировать их в общий корпус научного знания.

Эпикур открыто высказывал презрение к культуре (fr. 163 Us., παιδείαν πάσαν φεύγε [«образования всякого беги..».], ср. Cic. fin. 1. 71. сл. = fr. 227), а также к науке, в той мере, в какой они не приближают идеал атараксии (Epist. 1. 79, 2. 85; Κύριαι Λόξαι, 11). Профессор Фэррингтон, по-моему, совершенно ошибочно делает его выразителем научного духа, по контрасту с «реакционерами-стоиками. Стоицизм тоже в целом был индифферентен к научным исследованиям, за исключением тех, которые могли бы подтвердить стоические догмы, и был готов подавлять их, когда они вступали с ним в противоречие.

Плотин — выдающееся исключение. Он создал свою систему, проводя своеобразные семинары со свободным обсуждением Porph. vit. Plot. 13); он признавал ценность музыки и математики как подготовки к философии (Enn. 1. 3. 1; 1. 3. 3.), и, говорили, что он сам был искушен в этих предметэх, тэк же как в механике и оптике, хотя и не читал лекции по последним предметам (vit. Plot. 14); кроме того, как указывал Геффкен (Geffcken, Ausgang, 42), «он не успокаивается, достигнув вершины в своем учении и проповедничестве, но занят дальнейшим исследованием».

Epictetus, Diss. 3. 23. 30: ίατρεΐόν έστιν, άνδρες, τό του φιλοσόφου [«мужи, место преподавания философа — лечебница»]; Sen. Epist. 48. 4: ad miseros advocatus es... perditae vitae perituraeque auxüium aliquod implorant [«для несчастий имеется утешитель... отчаянная жизнь умоляет об искусной помощи»]. Эпикурейцы утверждали, что интересовались περί την ημών ίατρείαν [«нашим врачеванием»]. (Sent. Vat. 64, ep. Epicurus, Epist. 3. 122: προς τό κατά ψυχήνύγιαΐνον [«для здоровья души»]). Филон из Лариссы έοικέναι φησϊ τόνφιλόσοφονίατρω [«походил, говорят, на врага философов»]. (Stob. Ecl. 2. 7. 2, pp. 39 f. W.), и самого Платона описывают в анонимном жизнеописании (vita, 9. 36 сл.) как целителя душ. Основной источник всего этого, несомненно, сократовская терапейя фюсес, но частое использование подобной медицинской метафоры тем не менее примечательно. О социальной функции философии в эллинистический период и позже см. особенно Nock, Conversion, chap. xi.

Μ. Ant. 3. 4. 3: ιερεύς τις έστι και υπουργός [«жрец и служитель бога»].

Justin Martyr, Dial. 2. 6. Ср. Porphyry, ad Marcellam 16: ψυχή δέ σοφοΰ αρμόζεται πρός Οεόν, άε'ι Οεόν όρά («Душа мудреца прилаживается к богу, всегда к богу, она с ним существует вместе»].

Demetrius Cynicus (ок. I в. н. э.) apud Seneca, de beneficiis 7. 1. 5 сл.

Как указывает Вендланд (Wendland, Die hellenistisch-römische Kultur, 226 ff.), позиция язычников вроде Деметрия совпадает с позицией христианских авторов, таких как Арнобий, который считал, что любое мирское учение не является необходимым. И нет большой разницы между мнением краткого катехизиса о том, что «главная обязанность человека состоит в том, чтобы славить Бога и всегда радовать его», и взглядом язычника-герметиста, считавшего, что «философия состоит исключительно в поисках того, как познать Бога с помощью непрерывного созерцания и святого благочестия» (Asclepius 12).

Пока что см. его Greek Piety (Eng. trans., 1948) и статьи: «The New Conception of the Universe in late Greek Paganism» (Eranos, 44 [1926] 20 ff.) и «The Psychological Background of late Greek Paganism» (Review of Religion, 1947, 115 ff.).

Vol. I, L'Astrologie et les sciences occultes [Paris, 1944] содержит блестящее введение в эту серию; Vol. II, Le Dieu cosmique [Paris, 1949]. Ожидаются еще два тома, Les Doctrines de l'ame и Le Dieux inconnu et la Gnose. Посмертная книга Кюмона, Lux Perpetua, которая для освещения греко-римской эпохи делает столько же, сколько «Псюхе» Родэ сделала для освещения эллинизма, появилась слишком поздно, чтобы я успел воспользоваться ею.

Бари полагал, что нет более вопиюще неверного использования «этого смутного и поверхностного слова — "декадент", чем в отношении греков III и II столетий» (Bury, The Hellenistic Age, 2); да и Тарн «позволяет себе сильно сомневаться в том, действительно ли у греков наблюдался упадок» (Tarn, Hellenistic Civilisation, 5). Что касается восточного влияния на позднюю греческую мысль, то текущая на данный момент тенденция состоит в уменьшении приписывания ему большого значения для эллинизма и обнаружении сильного влияния Востока на более ранних греческих мыслителей, особенно на Платона (ср. Nilsson, Greek Piety, 136 ff.; Festugiere, Le Deux cosmique, xii ff.). Такие личности, как Зенон из Китиона, Посидоний, Плотин и даже авторы философских разделов Hermetica, больше никоим образом не рассматриваются как «благоговеющие перед Востоком». Теперь также наблюдается реакция и против преувеличенных оценок влияния восточных мистериальных культов: ср. Nock, CAfi XII. 436, 448 f.; Nilsson, op. cit., 161.

Ср. замечания Ν. Η. Baynes в JRS 33 [1943] 33. Стоит вспомнить, что творцы греческой цивилизации сами, по всей видимости, происходили из перекрестных браков между индоевропейцами и автохтонными народами.

W. К. Halliday, The Pagan Background of Early Christianity, 205. Другие, с более вескими основаниями, указывали на незначительное количество представителей интеллектуальной прослойки и на полную неудачу высокообразованных умов оказать влияние на массы (напр., Eitrem, Orakel und Mysterien am Ausgang der Attike, 14 f.).