Б Пилат - Две тайны Христа. Издание второе, переработанное и дополненное

Понятно, почему Павел предпочитал вести свое служение за пределами Иудеи: с этими взглядами ему очень трудно пришлось бы в ортодоксальном Иерусалиме. По мере же отдаления от Иудеи увеличивалось количество смешанных браков, да и религиозные устои иудеев там были больше подвержены новым веяниям. В самой же Иудее гордый, воинственный и ироничный народ в большинстве своем не принимал идеи первородного греха. Как же?! Они ведь избраны Богом! Разве это вина? С готовностью они соглашались с тем, что могут время от времени шалить, совершать ошибки, быть виноватыми, в конце концов, ну и что! Это вовсе не означает, что у них не оставалось возможности исправления, совсем наоборот. Во всех случаях шанс должен быть. Эта идея шанса краеугольным камнем лежала в национальном самосознании иудеев, в их религиозном мировоззрении. Идея ада, развитая впоследствии христианством, была также глубоко чужда им. Между раем и адом не было дверей. Последующая загробная жизнь христиан не допускала оттенков. Праведник есть праведник, грешник есть грешник. Для иудеев это все было неприемлемо. Они соглашались с христианами в том, что человек греховен, грешен, ну и что из того?! Бог был для них отцом. А отец может, вернее, обязан быть снисходительным к своим детям, их шалостям и шуткам. Смешно думать, что отец может принести вред им, своим детям! Наказывать, конечно, можно, но только в рамках разумного. Эта разумность наказания и концепция о возможности раскаяния, осознания грехов была именно той канвой, которая через много веков привела человечество к мысли, что «нет предела совершенству».

Но это будет позже. А ко времени служения Стефана иудеи имели уже около 2 тысяч лет борьбы со своим окружением за единобожие. И их критика идолопоклонства была просто уничтожающей.

«Люди рассудительные вполне основательно считают достойным порицания и насмешек то, что одних богов должно представлять себе безбородыми и молодыми, других же старыми и бородатыми, что одни покровительствуют искусствам, так, например, один является кузнецом, другая — ткачихою, один воюет и сражается с людьми, другие играют на цитре или находят удовольствие в стрельбе из лука, наконец, то, что у них возникают между собой из-за людей ссоры и распри, доходящие до того, что они не только поднимают друг на друга руку, но даже, подвергаясь со стороны людей поранениям, страдают и чувствуют боль. И не является ли необычайной гнусностью и несообразностью то, что все они, как боги, так и богини, повинны в самых невоздержанных половых сношениях с людьми? Затем самые могущественные боги, а между ними на первом плане сам благородный отец (небожителей), преспокойно взирают на то, как заключают в темницу или топят в море соблазненных ими же и беременных от них женщин, не будучи в силах, вследствие тяготящего над ними рока, ни спасти своих же собственных детей, ни перенести без слез их смерти. Милая вещь также следующее: боги настолько бесстыже любуются прелюбодейством, совершаемым у них же на небе, что некоторые открыто признаются в своей зависти к тем, которые опутаны. И чего ждать от них, когда даже самый старший и царь их не мог воздержаться от совокупления с женою по крайней мере до тех пор, пока не ушел в свою спальню? А те боги, которые служат людям, то строя им за плату дома, то нанимаясь в пастухи, иные же сидя в заключении в медной темнице наподобие преступников, кого из благоразумных людей они ни побудили бы побранить изобретателей всех этих басен и прийти в ярость от великой глупости людей, распространяющих эти басни? Люди эти приписали божеской природе и самим богам робость и страх, бешенство и хитрость и такие страсти, хуже которых нет ничего; тем же из божеств, которые пользовались доброю славою, они побуждали государства устраивать жертвоприношения. В силу всего этого они очутились в большом затруднении, будучи обязанными считать одних богов дарующими всевозможные блага, других же губителями; поэтому они и отвращают от себя внимание последних всякими умилостивительными средствами и подарками, имея дело как будто с самыми гнусными из людей и боясь подвергнуться с их стороны какому-нибудь крупному злу, если не задобрить их предварительно взяткою» [100] Флавий И. О древности иудейского народа. СПб., 1895, гл. 34. .

Вот уже в течение многих веков иудеи несли миру идею единобожия, и они находились в полном согласии со своим Богом — Незримым и Всеобъемлющим. Конечно, они ждали Мессию. Но принципы фантастики тогда не были известны, и их богословы не дискутировали на своих диспутах вопрос «Каким должен быть Мессия?». С позиций ортодоксальной иудаистики даже постановка подобного вопроса казалась кощунственной. Но если б этот вопрос обсуждался, основным требованием или просьбой к Мессии была бы свобода. Так или иначе все свои беды основная масса иудеев связывала с римлянами. Вторжение римского и греческого, т. е. светского, образа жизни в Иудею они расценивали как национальную трагедию. Трансформированный Иродом Иерусалим, современность, сквозившая в каждой новой постройке, вызывали их молчаливый — и не только — протест. Шествие войск Пилата со знаменами императора, приведшее их к выступлению, в общем-то также не было обязательным. Римляне — победители мира и, как это было принято на протяжении столетий до и после них, совершали переход с развернутыми знаменами. Тиберий, как и его предшественник Август, никогда не стремился к конфликтам в провинциях. Недопонимание со стороны римлян тут могло быть, но не более того. Таких ситуаций были тысячи. Они возникали каждый день и наслаивались на сознание народа. Эта аккумуляция впечатлений, мнимых и действительных обид, в конце концов, вылилась в кровавое восстание, разрушение Третьего храма и рассеяние.

Как ни странно, многие иудеи, если не большинство, умом осознавали пагубность борьбы с Римом, ну и что из того?! Душа их, полыхающая вечным и негасимым огнем, была глуха к слабым призывам разума. Римляне были иноверцами, они были поработителями, захватчиками.

Потомки Ирода, правящие Иудеей, поделенной на тетрархии, были совершенно разными людьми: к правлению одних, например к Филиппу, не было особых претензий, к другим были. Но тетрархи были свои. Забыто, что они потомки идумеев. Они приняли иудейскую веру, они отстаивали ее. И в конце концов, хороших правителей практически не бывает.

Все существо жителей Иудеи протестовало против римлян. Но если фактор порабощения был доминирующим, то на втором месте их негодования, возмущения и ожидания была экономика. В Иудее, впрочем, как и во многих других римских провинциях, например в Египте, экономическое положение было далеко не блестящим. Август, а в особенности Тиберий после смерти оставили римскую казну в прекрасном состоянии. Чего-то же это стоило! Ограбление — типичный лозунг завоевателей. Подводя итоги, следует признать, что тот Мессия, которого ждали иудеи, должен был заняться решением двух основных проблем: избавлением от римского ига и улучшением экономического положения. Других пожеланий к нему не было.