Б Пилат - Две тайны Христа. Издание второе, переработанное и дополненное

Самым безобидным занятием этого безумца были заботы о собственном божеском достоинстве. Он вкладывал в это долю горькой иронии, смысл серьезного и комического (чудовищу не чуждо было остроумие), что-то вроде ядовитой насмешки над человеческим родом. Враги евреев поняли, какую выгоду можно было извлечь из этой мании. До такой степени понизился в то время уровень религиозного сознания, что не поднималось никакого протеста против кощунственных выходок цезаря. Один культ наперерыв перед другим спешил наделить его титулами и почестями, которые были присвоены богам этого культа. Вечная слава евреям за то, что среди этого низкого идолопоклонства они подняли голос возмутившейся совести. Их нетерпимость, натолкнувшая их на такие акты жестокости, показала теперь и свою хорошую сторону. Утверждая, что одна только их религия абсолютно истинная, они не преклонялись перед ненавистным капризом тирана. Для них это послужило началом неисчислимых бед. Было достаточно, чтобы в каком-нибудь городе нашелся человек, недовольный синагогой, злой или просто озорливый, чтобы это повело к ужасным последствиям. Сегодня находили воздвигнутым Калигуле алтарь на таком месте, где евреи всего менее могли его терпеть. Назавтра толпа шалопаев вопила, что евреи одни только отказываются поместить статую императора в своих местах для молитвы; толпа устремлялась в синагоги и молельни, устанавливала там бюсты Калигулы и ставила несчастным альтернативу: или отказаться от своей веры, или совершить преступление оскорбления величества. Затем следовали страшные гонения.

Уже не раз повторялись подобные забавы, когда императору внушили еще более дьявольскую мысль: поместить его колоссальную статую из золота в святая святых Иерусалимского храма и заставить евреев посвятить сам храм его божественной особе. Эта подлая интрига едва не ускорила на 30 лет восстание и гибель еврейской нации. Только умеренность императорского легата Публия Петрония и заступничество царя Ирода Агриппы, пользовавшегося благоволением Калигулы, предупредили катастрофу. Но пока меч Херея не освободил землю от самого гнусного тирана, какого она когда-либо носила, евреи повсюду жили в постоянном страхе. Филон оставил нам подробности неслыханной сцены, разыгравшейся после того, как депутация, во главе которой он находился, была допущена к императору. Калигула принял их во время посещения им вилл Мецены и Ламии близ моря в окрестностях Путеол. Он был в веселом настроении. Его любимый шут Геликон забавлял его, рассказывая ему всякий вздор про евреев. „А! так это вы, — сказал он им с горьким смехом, оскаливая зубы, — вы, которые одни только не хотите признать меня богом и предпочитаете обоготворять того, кого вы не можете даже назвать?“ Эти слова сопровождались ужасным богохульством. Евреи трепетали. Их противники александрийцы заговорили первыми: „Ты почувствовал бы еще большее омерзение к этим людям и ко всей их нации, государь, если бы только знал, какое отвращение питают к тебе, ведь они одни не приносили жертв за твое здоровье, в то время как все народы делали это“. При этих словах евреи закричали, что это клевета и что они трижды приносили за благополучие императора самые торжественные жертвоприношения, какие только знает их религия. „Пусть так, — сказал Калигула с серьезным комизмом, — вы приносили жертвы, это хорошо, но все-таки не мне вы их приносили. Какая мне от них выгода?“ Затем, повернувшись к ним спиной, он поспешно направился во внутренние покои, отдавая по пути приказания об исправлениях, то и дело поднимаясь вверх и спускаясь вниз. Несчастные депутаты (среди них и Филон, старец восьмидесяти лет, быть может, со дня смерти Иисуса наиболее почтенный человек того времени) следовали за ним вверх и вниз, запыхавшиеся, дрожащие, служа посмешищем для императорской свиты. Вдруг Калигула, обернувшись, спросил: „Кстати, почему это вы не едите свинины?“ Льстецы засмеялись. Присутствовавшие при этом чиновники суровым тоном заметили им, что своим неумеренным смехом они оскорбляют императорское величество. Евреи что-то залепетали. Один из них довольно нескладно сказал: „Но ведь есть люди, которые не едят баранины“. — „Ну да! — сказал император, — у этих есть серьезное основание. Баранье мясо не вкусно“. Затем он сделал вид, что интересуется их делом, но едва они начали свое объяснение, как он оставляет их и идет отдавать приказания относительно украшения залы, которую ему хотелось отделать слюдой» [134] Ренан Э. Жизнь Иисуса. Апостолы, с. 499. .

Все абсолютно точно у Ренана в отношении Калигулы, но где же логика во фразе об отсутствии гонений на Церковь с 38 по 44 г.? Наоборот, поскольку в годы правления Калигулы основу христианской секты составляли евреи, трудно предположить, чтобы лизоблюды на местах не старались угодить Цезарю. В 37–40 гг. отношение императора к евреям непременно должно было сказаться на христианских общинах. Другое дело, если сместить события на 6 лет назад.

В 31 г. в Риме подавлен заговор Сеяна. Тиберий также впадает в маразм, но это маразм другого типа — подозрительность и обостренная сексуальность. Никакого отношения к евреям и христианам она не имеет. Тиберий боролся с ветряными мельницами, и название этим мельницам было одно — римский народ. Именно своими последними годами жизни этот один из самых блестящих полководцев эпохи и замечательный хозяйственник перечеркнул блеск своих деяний и был причислен к тиранам.

По нашему счету, между 33 и 36 гг. происходила миссия Павла в Дамаске. По рассуждениям Ренана, — в 38–41 гг.

В 36 г. у Павла была просто скверная ситуация. Иудеи грозились убить его. Вероятно, именно его проповеди в это время вызывали сильнейшее противодействие. Он прибывает в Иерусалим. Отношение к нему у членов молодой христианской общины двоякое: они его попросту не знают либо помнят по гонениям на Стефана. События трехлетней давности еще свежи в их памяти. И тут Варнава, может быть в одиночестве, противостоит многим, убеждая их о том, что Павел в Дамаске смело проповедовал во имя Иисуса (Деян. 9:27). Варнаве удалось склонить на свою сторону, по крайней мере, часть сомневающихся. И община принимает абсолютно верное решение — отослать Павла. Время покажет, что он из себя представляет. «Братия, узнав о сем, отправили его в Кесарию и препроводили в Таре» (Деян. 9:30). Думается, что в это время судьба Павла решалась за его спиной, поскольку он был в роли отверженного. Только два человека — Петр и брат Господа Иаков — встречались с ним. Теперь основной вопрос: сколько времени пребывал Павел в Тарсе?

Апостолы или, вернее, руководители общины, для которых Павел, несомненно, является «белой вороной», отправляют его в Таре. Этим решается много задач. Все понимают незаурядное дарование этого очень молодого человека, но, как им кажется, его страстность, его интеллектуальный экстремизм, его методы не во всем приемлемы для общины. Может быть, повзрослев, он станет не таким «колючим»? А может быть, и другая, более простая мысль пришла им в голову: отправим его на родину, а дальше посмотрим, что будет.