Б Пилат - Две тайны Христа. Издание второе, переработанное и дополненное

В каком же году написано послание? Ренан в двух своих книгах [158] Ренан Э. Апостол Павел, с. 31 и Антихрист, с. 9. указывает на 66 г. Определенная логика в этой датировке есть. Трудно допустить, чтобы Тимофей, сподвижник Павла, был схвачен в период гонений Нерона. Большая часть христиан, попавших в руки озверевшей черни в этот страшный период, погибла. Гонения кончились так же внезапно, как и начались. Возникло состояние отголосков периода преследований. Вероятно, Тимофей был схвачен в конце 64 г., либо в начале 65 г., но это уже не грозило ему смертью. Если каким-то образом связать послание с событиями в Иудее, то оно могло быть написано либо до мая 66 г., либо весной 67 г.

Флавий пишет: «Между тем кесарийские эллины добились того, что Нерон объявил их хозяевами города, и принесли грамоту, заключающую в себе это решение. Это положило начало войне (4 г. до разр. хр.) на 20-м году владычества Нерона, 17-м году правления Агриппы в месяц артемизия» (май) (И.В. 2:14.4). Автору послания — по мнению Тертуллиана, это был Варнава — потребовалось определенное время, чтобы осмыслить положение дел в христианском мире, прежде чем писать к иудеям. Если отвлечься от мысли Ренана, что послание носило локальный характер и было адресовано римским евреям, и если придать ему более общий, глобальный смысл, то нам кажется, что весна 67 г. предпочтительнее весны 66 г. К началу 65 г. христианская община в Риме практически была уничтожена. Ее ядро либо казнено, либо эмигрировало. Нерон не менял да и не был способен изменить свои убеждения. Другое дело, что эпизод с христианами был уже полузабыт. Собственная артистическая деятельность и переживания занимали его в гораздо большей степени. Но это не относится к гонимым. Ужас происшедшего маской Горгоны навис над молодым христианским миром, завораживая его, лишая дееспособности. Достаточно ли года, чтобы сердца людей начали оттаивать, чтобы воспоминания чудовищного кошмара стали покидать подсознание? А тут еще события весны 66 г. В этот короткий период истории, как и в начале маккавейской войны, капризная Фортуна была целиком на стороне иудеев. Римляне терпели одно поражение за другим. Хмель побед, безусловно, ударил в головы победителям. Благодарственные гимны распевались по всей Иудее. И это не только производило огромное впечатление. Безусловно, хвальбы и моления сплачивали нацию. В этот момент все замечательные картины Ветхого Завета всплыли с новой силой. И при всей разноголосице чаяний отдельных партий, рвавшихся к власти, у иудеев доминировал один Бог — Незримый и Победоносный.

Может быть, именно в этот момент возникла острая необходимость в послании, целью которого было подбодрить иудео-христиан Италии и предостеречь их собратьев в Иудее. Может быть, именно это вызвало аллегорический стиль послания.

Другой целью может являться необходимость так или иначе заполнить вакуум, создавшийся после гибели бесспорных лидеров общины — Петра и Павла. Человек со стороны не мог позволить себе роскошь писать в назидательном стиле иудеям, это было бессмысленно. Только приближенный, хорошо известный и зарекомендовавший себя в течение многих лет мог подхватить факел христианства. Не так уж важно, был ли это Варнава или некто другой, — это предмет самостоятельного исследования. Ясно одно: читая предыдущие послания Варнавы, мы непременно сталкивались с ним, имя его упоминалось в текстах, он — один из посвященных. Последняя мотивация — 40 лет. Цифра «40» вошла в историю еврейского народа: ведь 40 лет Моисей водил заблудший и погрязший в грехах народ, пока не настал срок вывода его из пустыни. Замечательная ассоциация не могла остаться незамеченной. 40 лет как Господь принял на себя грехи мира. И эта перекличка событий была как нельзя кстати, необходимо было только одно: поверить, причем огонь этой веры должен был быть постоянным. Это тихое всепожирающее пламя преданности не могло быть погашено или забыто в период мирских забот, как раньше, когда искупительная кровь, пролитая на алтаре, служила ощущением грехов. Кристалл веры не мог быть подменен ни жертвой, ни чем другим. Он, остававшийся холодным и ярким во время вакханалии побед иудеев, только он должен был заполнить нишу душевной пустоты иудеев Рима и иллюзии иудеев метрополии.

И все-таки мы уверены, что Тертуллиан был прав. Варнава, присоединившийся к общине примерно в 28 г., безусловно, знал год смерти Спасителя. Был он на несколько лет старше Павла, иначе невозможно объяснить его расположение к великому апостолу. Около 50 г. он отбыл на Кипр — свою родину. Кипр — идеальное место для распространения новой веры: с одной стороны, близость к Иудее позволяла Варнаве всегда быть в курсе событий, в то же время нам просто неизвестны имена других апостолов, которые могли бы написать подобное послание…

Хотя, если отвлечься от мысли, что Послание к Евреям непременно должен был писать апостол, — это мог быть и какой-нибудь образованный проповедник «второй волны», например Аполлос.

Климент Александрийский, «Строматы». Ярчайшее произведение раннего христианства, неоднократно цитируемое на протяжении веков. Хронология этой книги заслуживает отдельного исследования. Почему-то этого сделано не было. Причиной, вероятно, являются полное несоответствие его рассуждений и выкладок с какой-либо логикой. Даты, называемые или полученные Климентом Александрийским, настолько одиозны, что, принимая их во внимание, следует начать пересмотр официальной хронологии. Правда, эта новая возможная датировка рождения и смерти Христа ни в коем случае не прояснит ситуацию.

Проще, конечно, отмахнуться от его собранных из лоскутков хроник. Но Климент Александрийский, родившийся около 150 г. и умерший не позднее 215 г., ближе кого бы то ни было, кроме евангелистов, стоял к исследуемым нами событиям. Он был одним из образованнейших людей своего времени. В его проповедях насчитывается около 1500 цитат из Ветхого Завета, 2000 — из Нового Завета, 360 — из античной классической литературы. Фундаментально образован, преследуем, в период правления Септимия Севера бежавший из Египта в Каппадокию, он замечателен еще и тем, что цитируемые им списки Библии зачастую, вернее в большей части, отличаются от тех, которые мы признаём в качестве канонических. С точки зрения историка это просто клад. Возникает вопрос: какие причины, какая мотивация двигала Климентом Александрийским в том или ином случае? Почему этот образованнейший человек придерживался тех или иных взглядов?