Джон Робертс - Мировая история

Текущие достижения монголов, как бы там ни было, можно назвать весьма внушительными. Нагляднее всего они проявились в восстановлении единства Китая и воплощении его потенциала в виде великой военной и дипломатической державы. Покорение династии Сун на юге досталось с большим трудом, но эту цель удалось достигнуть, ресурсы Хубилая увеличились в два с лишним раза (они включали мощный военный флот), и он начал восстанавливать китайскую сферу влияния в Азии. Только в Японии ничего не получилось сделать. На юге монголы вторглись на территорию Вьетнама (Ханой они брали трижды), а после смерти Хубилая на какое-то время они заняли Бирму. Эти завоевания на самом деле были временными и служили выколачиванию из покоренных народов дани после ухода победителя. На Яве монголам тоже сопутствовал военный успех; они высадились на побережье острова и в 1292 году взяли штурмом его столицу. Однако удержать ее не смогли. К тому же наблюдалось дальнейшее развитие морской торговли с Индией, Аравией и Персидским заливом, открытой еще при династии Сун.

Раз уж монгольский режим пал, его нельзя считать совершенно успешным, но делать такой вывод не совсем справедливо. Практически все позитивное монголам удалось осуществить всего лишь за столетие с небольшим. Внешняя торговля процветала, как никогда прежде; Марко Поло сообщает, что беднота новой столицы – города Пекина питалась от щедрот великого хана, и это уже был большой город. Наш современник увидит также много привлекательного в обращении монголов с религией. Даже притом, что носители некоторых вероисповеданий, ислама и иудаизма особенно, попали в беду при династии Юань из-за их предполагаемой «обособленности», большинство религиозных обрядов положительно поощрялось. Например, буддистские монастыри освободили от податей (понятно, что при этом утяжелялось бремя на других подданных, как при любой государственной поддержке той или иной религии; за религиозное просвещение платили земледельцы).

В XIV веке выразительными признаками упадка династии послужили стихийные бедствия в сочетании с вымогательством монголов, грозящим новой волной мятежей в сельской местности. Их положение могло и дальше ухудшиться из-за уступок монголов в пользу китайского нетитулованного мелкопоместного дворянства. Предоставление землевладельцам новых прав в отношении арендаторов их угодий едва ли способствовало укреплению общественной поддержки режима. Началось появление тайных сообществ, и одно из них под названием «Красные повязки» получило поддержку со стороны нетитулованного мелкопоместного дворянства и чиновников. Отряд мятежников одного из вожаков – монаха по имени Чжу Юаньчжан – в 1356 году захватил Нанкин. Спустя 12 лет Чжу Юаньчжан изгнал монгольских правителей из Пекина, объявил себя императором Хунъу и основал династию Мин.

Мины отличались от трех своих великих предшественников в лице Юаней, Сунов и Танов, а также от преемников Цинов тем, что в культурном плане были ближе ко всему китайскому и (возможно, поэтому) с точки зрения идеологии больше внимания уделяли укреплению стабильности и равновесия. Именно во время правления Минов многие иноземцы приезжали в Китай, чтобы познакомиться с неподвижным, не подверженным никаким переменам и всегда корректным государством. Строгое следование процедуре, соблюдение иерархии и уважение статуса в эпоху Мин проявились наиболее рельефно за всю историю Китая. Наравне с остальными китайскими революционными предводителями император Хунъу превратился в последовательного блюстителя традиционного порядка. Представители основанной им династии способствовали небывалому культурному расцвету своей империи и сумели сохранить политическое единство Китая со времен монгольского владычества до XX века, зато практически всегда навязывали своему народу консервативное правление, хотя интенсивное социально-экономическое развитие в их стране шло уже с X века. Политика Минов во многих отношениях выглядела достойной реакцией на то, что рассматривалось в качестве отрицательных проявлений нестабильности.

Лишить китайца дерзновенности его ума до конца ни у кого никогда не получалось, понятное дело, и к тому шел этот процесс очень неторопливо. Сын Чжу Юаньчжана император Юнлэ, который пришел к власти после мимолетной гражданской войны в 1402 году, поручил своему флотскому начальнику мусульманского происхождения адмиралу Чжен Хэ построить гигантский новый флот для решения задач на заморских территориях. Получив буквальное задание собрать дань с четырех концов света, Чжен Хэ фактически предпринял экспедицию по исследованию вод иностранных государств, в ходе которой собрали массу полезных сведений для своего правительства. Располагая самыми крупными судами своего времени (а его флагманский корабль был 440 футов, или 134 метра, длиной), адмирал Чжен за семь плаваний достиг берегов Восточной Африки. Свой последний вояж он завершил в 1433 году или за год до того, как первый португальский морской капитан обошел мыс Буждур южнее Марокко. Нам остается только гадать, что произошло бы, если китайские морские исследовательские путешествия продолжились; флот Чжен Хэ состоял из 250 судов с больше чем 10 тысячами матросов и солдат на борту. Когда Васко да Гама прибыл в Малинди на территории нынешней Кении через 80 лет после посещения этого порта адмиралом Чженом, этот португальский флотоводец располагал четырьмя судами с командами в 170 человек.

Но императоры, последовавшие за Юнлэ, особого интереса к зарубежным экспедициям не питали. Они стремились к совершенствованию империи изнутри и укреплению ее сухопутных границ. Главные участки Великой китайской стены, которые мы видим сегодня, сохранились со времен династии Мин; неудивительно, что они могли появиться там, откуда происходила угроза нападения захватчиков. Чтобы контролировать северную границу, Юнлэ перенес столицу ближе к северу – в Пекин, в «северную столицу», где с тех пор, как правило, и находилась столица Китая. Притом что Мины переняли на удивление большую часть положений и административных систем у Юаней, им не было чуждым новаторство: они развивали централизованную бюрократию, причем более совершенную, чем все, что когда-либо существовало в Китае прежде. Даже при всем этом их реформы по большому счету выглядят весьма консервативными – более поздние императоры династии Мин свято верили в свое предназначение, состоявшее в восстановлении идеального Китая, сошедшего на нет из-за нерадивых собственных правителей и вмешательства во внутренние дела варваров-захватчиков.

При Минах подверглась централизации не одна только бюрократия. К тому же произошло значительное сосредоточение богатства в руках нескольких кланов или семей, и у них часто существовали официальные связи на провинциальном или центральном уровне. Поскольку члены императорской семьи пользовались преимуществом с точки зрения оказания влияния при дворе по сравнению с высокопоставленными чиновниками или военачальниками, к концу правления этой династии компетентных людей ей явно не хватало. Целая череда императоров фактически заперлась в своих дворцах, а в это время их фавориты и отпрыски императорского рода вели вокруг них обсуждение роскоши императорских поместий, приходивших в упадок. В это время власть в правительстве начали прибирать к рукам евнухи. Кроме Кореи, где поползновения японцев удалось отбить в конце XVI века, Мины не могли удерживать в своем полном подчинении периферийные области китайской империи. Индокитай из сферы китайского влияния выпал, из-под контроля китайцев более или менее освободился Тибет, а в 1544 году монголы спалили пригород Пекина.