Джон Робертс - Мировая история

Когда тяги к славе не хватало, в дело вступала сила. Цинское государство отличалось высокой степенью милитаризации общества; один историк ввел такое понятие, как «культура войны», в начале правления Китаем династии Цин, и оно очень подошло для описываемого им явления жизни. В ее армии служили профессиональные воины, сведенные в восемь основных элитных боевых единиц под названием «знамена», усиленных отрядами пехоты. Офицерский корпус состоял из представителей разных национальностей, как само государство Цинов, но при значительном численном превосходстве маньчжуров и монголов. Воинские соединения делились на подразделения поменьше обычно с учетом их этнического происхождения – Цины тщательно учитывали склонность к военному ремеслу всех национальностей, которыми им суждено было управлять. Знаменных воинов прекрасно снабжали самыми совершенными видами вооружений, имевшимися на текущий момент (в том числе пушками и ружьями европейской разработки), но главным оружием Цинов считалась стремительность и смертоносная исполнительность их конницы; военачальникам нового китайского режима удалось воспользоваться накопленным за многие века в Центральной Азии опытом ведения боевых действий со стремени и создать кавалерийские отряды, наводившие настоящий ужас на врагов.

Цинские армии предназначались одновременно для покорения соседей и их запугивания. Практически вся Монголия и Тибет попали под власть Цинов в самом начале истории их династии. Юго-восток (нынешние провинции Гуанси и Юньнань) вошел в состав империи в результате охоты на принцев династии Мин, с одной стороны, и переселения туда отрядов знаменных Цинов, с другой. Тайвань отошел Цинам в 1683 году. Правители Кореи и Вьетнама признали сюзеренитет Цинов, но отказались от вступления в состав их государства, а правители прибрежных стран от Бирмы до архипелага Рюкю платили им дань (хотя часто это больше напоминало сложные торговые сделки). Вдоль своих сухопутных границ с Центральной Евразией Цины преследовали однозначно экспансионистские цели. Их отряды взяли под свой контроль все азиатское тихоокеанское побережье до северной оконечности острова Сахалин. На западе они вошли на территорию нынешнего Синьцзяна и двинулись дальше, преодолевая упорное сопротивление обитавших там племен.

Цинский экспансионизм в Центральной Евразии вывел китайцев на контакт с представителями еще одной расширяющейся империи – Руси. Императоры династии Цин осознали необходимость нейтрализации угрозы со стороны Руси до того, как предпринимать окончательные шаги по приведению западных областей под свой контроль. С конца XVII века и дальше между Китаем и Россией заключено множество соглашений, условиями которых предполагался раздел центрального евразийского района между этими империями и, в конечном счете, лишение автономии степных народов, сыгравших огромную роль в определении истории человечества в предыдущие 2 тысячи лет. Развязав руки на русском направлении, Цины приступили к войнам на истощение монгольских и тюркских групп племен во всей области между бассейном Тарима и западными берегами озера Балхаш. Эти войны достигли высшей точки в 1750-х годах, когда китайцы устроили геноцид побежденных джунгар, навсегда уничтожив западных монголов как некую силу в Центральной Евразии. Тем самым была достигнута гарантия того, что в будущем власть над этой областью с точки зрения национальной принадлежности будет принадлежать тюркским мусульманам, хотя Цины предприняли попытку заселения своих новых территорий китайцами.

В известной мере успех Цинам обеспечил своим талантом император Канси (правил Китаем с 1661 по 1722 г.) и его внук Цянлун (1735–1796 гг.). Канси по многим параметрам послужил основателем современного китайского идеала императора. Притом что по своему воспитанию он выше всего ценил военные заслуги, Канси упорно работал над освоением традиций китайской культуры и проявлял глубокий интерес к приобретению знаний о зарубежных странах, в том числе о далекой Европе. Он приглашал к своему двору ученых людей со всех концов Азии, где к ним присоединились мусульманские ученые из числа ближневосточных и европейских иезуитов. Этот император ввел в привычку регулярные инспекционные поездки по провинциям, где распорядился усовершенствовать систему путей сообщения, на месте давал указания по административным или военным вопросам. Ему досталась потрясающая память и работоспособность, даже притом, что некоторые его инициативы откладывались в силу его привычки вникать во все дела (как сейчас говорят, тяготел к управлению на микроуровне). Своевольный и нетерпеливый Канси никому не позволял вмешиваться в свои планы относительно Китая, а если бы он почувствовал сопротивление, то головы многих тут же полетели бы с плеч.

По своей сути Канси прежде всего был выдающимся полководцем. Он безжалостно подавил восстания во внешних провинциях своей империи и приступил к покорению пространств Центральной Евразии, и завершить его дело предстояло внуку Цянлуну. Первейшим долгом любого общества Канси считал содержание отвечающей своим задачам армии. Сам же он в этом плане всю свою жизнь занимался разработкой программ боевой подготовки, мобилизации новобранцев и материально-технического снабжения войск, тем самым великий император сформировал военную систему, сохранявшуюся в неизменном виде до тех самых пор, пока ее не сокрушили вторгшиеся на территорию Китая в конце XIX века европейцы. Канси первым среди своих современников в Европе или Азии осознал роль образования как ключа к обеспечению необходимой боеготовности войск и начал тратить огромные суммы на научные разработки, в том числе на составление собраний литературных сочинений и словарей иностранных языков. Его великая энциклопедия, составление которой закончилось еще при жизни императора, состояла из пяти с лишним тысяч томов.

Внук Канси по имени Цянлун принадлежал уже другой исторической эпохе. В империи установился относительный покой, маньчжуры подверглись основательной китаизации, а актуальные задачи выглядели более или менее понятными. Цянлуну не досталось живости ума его деда, зато трудолюбия ему было не занимать, и все свои силы он направил на осознание мотивов и устремлений, определявших деятельность подданных его обширной империи. В дополнение к маньчжурскому и китайскому языку Цянлун выучил тибетский и монгольский; он поклонялся всем без исключения алтарям и свято верил в то, что каждой из групп населения, которым он служил императором, следует управлять с учетом их уникальных особенностей (при этом он признал большую сложность, когда приходилось к ним обращаться по отдельности; он признался в своем дневнике в том, что мог спутать монголов с тибетцами и наоборот).