Джон Робертс - Мировая история

В конце своего долгого правления Цянлун все еще сохранял убеждение в том, что его империя была самым мощным государством на планете, даже притом, что он прекрасно осознавал необходимость совершенствования внешней политики и системы внутреннего управления. Как и правители, которым суждено было унаследовать его империю в начале XIX века, Цянлун предпочитал постепенные изменения, не представляющие опасности власти его собственной династии и не нарушающие равновесия в китайском обществе. Европейские миссии, которые начали прибывать в Пекин в заключительном десятилетии его правления, ему совсем не понравились. «Вы утверждаете, будто Ваше почтение к нашей поднебесной династии наполняет Вас желанием познать нашу цивилизацию, – написал он британскому королю Георгу III, – но наши обряды и свод законов отличаются от Ваших собственных настолько, что… Вам вряд ли удастся пересадить наши манеры поведения и привычки на Вашу чужеземную почву». Этот император Китая не мог себе представить возможность единого мира. Зато его европейские гости прекрасно такой мир представляли.

Словосочетание «современная история» знакомо всем, но не всегда оно означает то же самое понятие. Было время, когда современной историей считалось то, что произошло со времен «древней» истории, когда предметом этой науки служила судьба евреев, греков и римлян; в этом смысле данное словосочетание все еще используется, например, для обозначения курса преподавания «Современной истории» в Оксфорде, в который включается «Средневековье». Потом наступает очередь, чтобы отличить его еще и от «средневековой» истории. Теперь вводится новое уточнение, так как историки начали выделять внутри его свои периоды и иногда вести речь о «раннем современном» периоде. Тем самым они действительно привлекают наше внимание к некоему процессу, ведь такие историки применяют данное словосочетание к эпохе, во время которой из традиции, определявшейся земледельческим, суеверным и замкнутым западным христианским миром Средневековья, появился новый Атлантический мир. И случилось это появление в разных странах в разное время. В Англии все произошло очень быстро; в Испании процесс далеко не закончился даже к 1800 году, тогда как большей части Восточной Европы он едва коснулся даже столетие спустя. Однако реальность существования такого процесса представляется очевидной при всей неравномерности его проявления. То же самое можно сказать о его важности, так как при нем закладывался фундамент европейской мировой гегемонии.

Размышления о том, что представлял собой весь процесс, удобнее всего начинать с простой и очевидной истины: практически на всем протяжении истории человечества жизнь большинства народов глубоко и безжалостно формировалась в силу наличия у них минимального выбора или единственного пути обеспечения себе и своим семьям приюта и достаточного объема пропитания. Вероятность иного положения вещей появилась совсем недавно, и касалась она подавляющего меньшинства населения мира, а стала действительностью для любого значительного числа людей только с изменениями в экономике на заре современной Европы по большей части к западу от Эльбы. Средневековая Европа, как и большая часть мира того времени, все еще состояла из человеческих объединений, в пределах которых излишки производства над потребностями потребления по большей части получались за счет тех, кто их производил, – за счет крестьян, а присваивались общественными и юридическими учреждениями, а не участниками рынка. Когда у нас появляется повод признать существование «современной» Европы, такой порядок изменился; извлечение и сосредоточение в одном месте все тех же излишков становится одной из задач многогранного субъекта, часто называемого «капитализмом», функционирующего по большому счету посредством сделок с наличными деньгами на все больше усложнявшихся рынках.

У нас появилась возможность отследить некоторые из этих изменений, чего нельзя сказать об изменениях, происходивших раньше, потому что впервые нам достались вполне многочисленные и последовательные сохранившиеся сведения. В одном важном отношении исторические свидетельства за последние четыре или пять веков содержат намного больше достоверной информации: они представляются практически статистическими данными. Тем самым упрощается задача производства замеров. Источником нового статистического материала часто выступает правительство. По многим причинам министры любого правительства хотели знать все больше о ресурсах, находящихся в их распоряжении, или о потенциальных ресурсах. Но после 1500 года намного более богатые данные можно почерпнуть из дневников частных лиц, особенно владельцев предприятий. С увеличением числа копий, когда широкое распространение получили бумага и печать, непомерно выросла вероятность того, что тот или иной документ доживет до наших дней. Появились коммерческие приемы, потребовавшие опубликования сведений на сводных бланках; в качестве примера следует привести расписания движения судов или отчет о присвоенных ценах. Кроме того, по мере совершенствования своих приемов историки научились обращаться даже со скудными или разрозненными источниками с большей для себя пользой, чем это было даже несколько лет назад.

Из сохранившихся документов удалось почерпнуть обширные сведения о масштабах и очертаниях перемен, коснувшихся современной Европы на начальном этапе ее зарождения, однако стоит проявить осмотрительность, чтобы не впасть в преувеличение одновременно уровня достоверности таких материалов и извлекаемых из них знаний о прошлом. Сбор достоверной статистики на протяжении долгого времени представлялся задачей весьма сложной. До последнего времени даже элементарные вопросы, например касающиеся установления жителей определенного места, вызывали очень большие затруднения. Среди величайших задач, стоящих перед монархами XVIII века, ориентированными на реформы, заслуживает упоминания составление точных реестров земельных владений в пределах их государств – их называли кадастровыми (межевыми) – или даже установление точного числа подданных. Первую перепись в Великобритании провели только в 1801 году, то есть спустя без малого восемь веков после составления «Книги Судного дня». Во Франции первую официальную перепись населения провели в 1876 году, а в Российской империи в 1897-м.

Удивляться таким запоздалым датам не приходится. Любая перепись или анкетирование населения требуют привлечения к таким мероприятиям сложного и надежного административного аппарата. Опросы населения всегда вызывали его недовольство (ведь когда власти обращаются за новой информацией, жди новых налогов). Такого порядка трудности непомерно возрастали из-за отсутствия грамоты у населения, каким оно было практически по всей Европе на протяжении большей части современной ее истории.