Джон Робертс - Мировая история

Главной причиной такого громадного расхождения в судьбе Европы и Азии можно назвать особенное для каждого из этих континентов сочетание материально-технической основы экономики и социально-политической надстройки. Это сочетание выглядит единственным в своем роде для разных уголков Европы, по крайней мере, с XVIII века и дальше. Ряд областей Европы – и особенно Великобритания – обладали доступными месторождениями каменного угля, и их население могло использовать свой уголь в качестве высококалорийного источника тепловой энергии. В то же самое время, располагая современным вооружением и опираясь на стратегию войн высокой интенсивности, европейцы овладели колониями, на территории которых они начали добывать сырье для промышленности, а также вывозить избыточную часть своего населения. Причем по мере экономического развития Европы одновременно менялись представления об окружающем мире – наиболее значительное изменение коснулось пытливости творческих представителей европейской нации, обеспечивших внедрение научных достижений в новые технологии товарного производства. И талант европейцев, проявившийся в производственной сфере, послужил формированию в Европе с 1800 года и позже совершенно нового типа общества.

В наше время лишним будет напоминание о том, сколь стремительно социальные изменения могут сопровождать изменения экономические. У нас практически не осталось иллюзий по поводу неизменности социальных форм и атрибутов. Триста лет назад многие мужчины и женщины полагали так, что эти формы и атрибуты фактически дарованы Богом. Поэтому все социальные изменения, произошедшие в результате инфляции (и, надо добавить, по многим еще причинам), выглядят неприметными и затушеванными на фоне устоявшихся старых форм. Внешне и формально между 1500 и 1800 годами подавляющая часть европейского общества выглядела неизменной. Зато экономические реалии, лежавшие в основе данного общества, претерпели кардинальные изменения. Внешнее впечатление оказывается обманчивым.

Изменения в стиле деревенской жизни ряда стран начали проявляться перед наступлением 1500 года. Поскольку сельское хозяйство все больше превращалось в сферу деятельности предпринимателей (хотя совсем не только из-за этого), традиционное сельское общество не могло оставаться прежним. Формы обычно оставались в неизменном виде, однако результаты деятельности сельского общества все больше отличались от традиционных. Притом что феодализм все еще существовал во Франции до 1780-х годов, к тому времени он представлял собой не столько социальную действительность, сколько хозяйственный инструмент. «Сеньор» мог никогда не видеть своих смердов, мог не принадлежать к обладателям благородной крови, и от своего положения он не имел ничего, кроме денежных поступлений, которыми ограничивались его требования к собственным смердам, посвящавшим ему свой труд, время и урожай. Дальше на восток феодальные отношения в большей степени оставались реальностью бытия. Таким образом, нашел отражение союз правителей с дворянством, заключенный ради извлечения личной выгоды от участия в функционировании нового рынка зерна и делового леса, возникшего в условиях прироста численности населения Западной и Южной Европы. Они привязали своих смердов к земле, чтобы принуждать их ко все более обременительной трудовой повинности. В России фундаментом общества стало крепостничество.

В то же время в Англии и даже во Франции поставленный на коммерческие рельсы «феодализм» ушел в прошлое задолго до 1800 года, и благородным статусом не предусматривалось юридических привилегий сверх прав пэров собираться в парламенте (еще одно их юридическое отличие состояло в том, что наряду с подавляющим большинством остальных подданных короля Георга III они не пользовались правом голоса на выборах того или иного члена парламента). Английское дворянство составляло очень тонкую прослойку общества; даже после увеличения его рядов за счет шотландских пэров в палате лордов в конце XVIII века насчитывалось меньше 200 наследственных членов, правовой статус которых передавался исключительно единственному преемнику. Во Франции накануне революции могло существовать четверть миллиона дворян.

При всем этом богатство и общественное влияние английских землевладельцев представлялось огромным. Ступенью ниже сословия пэров простиралось сословие со слабо обозначенными границами под названием английские джентльмены, связанное наверху с семьями пэров и исчезающее на противоположном краю в разрядах преуспевающих фермеров и купцов. Они пользовались огромным почтением, но к «аристократии» не причислялись. Принадлежность к данному сословию ценилась очень высоко с точки зрения укрепления сплоченности общества и продвижения по службе. К статусу джентльмена можно было приблизиться за счет обогащения, профессиональных достижений или личных заслуг. По сути, все дело касалось следования кодексу приличного поведения, в котором все еще отражались аристократические понятия чести, но цивилизованного за счет очищения его от исключительности положения, изысканности и юридических подпорок. В XVII и XVIII веках понятие джентльмен превратилось в один из влиятельных культурных факторов английской истории.

Правящие иерархические системы в разных странах по сути своей отличались. Их различия можно отыскать практически по всей Европе. На приличный результат такого поиска рассчитывать не приходится. Тем не менее к 1700 году во многих странах просматривается общая тяга к общественным переменам в условиях сопротивления старых форм. В самых передовых странах Европы эти перемены вызвали к жизни новые представления о том, что составляет статус и как его следует признавать. Пусть даже не в полной мере, но все-таки наблюдается сдвиг от личных связей к рыночным отношениям как способу определения прав и ожиданий народов, а также смещение от корпоративного видения общества к индивидуалистическому. Нагляднее всего это наблюдается в Соединенных провинциях, то есть республике, появившейся в данную эпоху на территории голландских Нидерландов. Фактически ею правили купцы, в частности, выходцы из Амстердама, служившего центром Голландии, числившейся богатейшей из этих провинций. Здесь с землевладельческой знатью никогда не считались, и главная роль принадлежала торговым и городским олигархам.

Нигде в Европе социальные изменения к 1789 году не ушли настолько далеко, как в Великобритании и Соединенных провинциях. В остальных странах сомнения в традиционном статусе едва начали появляться. Персонаж широко известной французской комедии XVIII века лакей Фигаро высмеял своего господина аристократического происхождения за то, что тот ничего не сделал, чтобы заслужить свои привилегии, разве что напрягся во время родов. В то время подобное высказывание воспринималось опасным и подрывающим основы общества, но особой тревоги у властей предержащих не вызвало. Европа все еще оставалась пропитанной традиционными представлениями об аристократии (и такое положение вещей не менялось даже после 1800 года). Воззрения на степень исключительности аристократии менялись, но различие между благородным и подлым сословием осталось определяющим. Изменение выразилось в том, что меньше народа все еще непроизвольно считало данное различие заслуживающим отражения в законах.