Джон Робертс - Мировая история

Размах таких последствий для будущего в ранние века европейской гегемонии проявится в достаточной степени в грядущих событиях. Здесь следует разве что обратить внимание любезного читателя еще на одну, часто повторяющуюся особенность этой модели поведения – ее незапланированный, случайный характер. Она представляла собой сплав нескольких разрозненных решений, принятых относительно небольшим числом людей. Даже самые невинные их нововведения могли вызвать последствия, подобные взрыву. Стоит вспомнить, в 1859 году в Австралию ввезли всего лишь несколько дюжин кроликов, которые за несколько десятилетий расплодились до нескольких миллионов голов, опустошивших практически всю сельскую местность данного континента. Точно так же, но в меньшем масштабе, Бермуды наводнили расплодившиеся английские жабы.

Еще большую важность представлял осмысленный ввоз животных, тем не менее первой реакцией на австралийское бедствие, устроенное кроликами, стало решение завезти на данный континент английских горностаев и куниц; но все равно пришлось ждать эпидемии инфекционного заболевания кроликов – миксоматоза. К 1800 году в обеих Америках прижился практически весь зверинец европейских одомашненных животных. Самое главное, удалось развести там крупный рогатый скот и лошадей из Европы. Именно благодаря этим животным коренным образом изменилась жизнь индейцев равнин; позже, то есть после появления оснащенных холодильниками судов, в крупного экспортера мяса превращается Южная Америка, а Австралазии тоже предстоит стать крупным поставщиком мяса за рубеж, так как англичане занялись там выпасом овец, причем они сами изначально позаимствовали их у жителей Испании. И, не будем забывать, европейцы к тому же ввезли из Африки скот чистой человеческой породы. Как и британцы в Америке, голландцы долгое время воздерживались от поощрения смешения этнических групп. Все-таки в Латинской Америке, Гоа и португальской Африке межэтническое смешение бросалось в глаза. Совершенно в ином и негативном свете проявилось это смешение в британской Северной Америке, где число смешанных браков было не значительным, а близким к однозначному. Совпадение цвета кожи с юридически подневольным положением сопровождалось огромным наследством в виде политических, экономических, социальных и культурных поражений в правах на всю жизнь.

Очертания будущей политической карты творились крупными группами колониального населения, но одновременно с этим возникали проблемы у правительства. В британских колониях почти всегда существовал некоторый орган представительной власти, служивший отражением английской парламентской традиции и практики, в то время как колониальные власти Франции, Португалии и Испании придерживались откровенной авторитарной и монархической институциональной системы. Носители ни одной из них не видели никакой перспективы независимости для своих колоний или какой-либо потребности в предохранении их интересов перед метрополией, будь то воспринимаемые как первоочередные или второстепенные. В конечном счете при таком отношении было не избежать бед, и к 1763 году, по крайней мере, в британских североамериканских колониях появились признаки событий, напоминающих борьбу в Англии XVII века между короной и парламентом. И в их борьбе с другими нациями, даже когда правительства формально не находились в состоянии войны с ними, колонисты всегда проявляли живую заботу о своих собственных шкурных интересах. Даже когда голландцы и англичане формально числились союзниками в войне с французами, их матросы и купцы продолжат нападения друг на друга «за пределами линии фронта».

Проблемы имперского правительства в XVIII веке сосредотачивались, однако, по большому счету в Западном полушарии. Как раз туда отправились их поселенцы. Повсеместно на планете, даже в Индии, в 1800 году торговля все еще значила больше, чем владения, и жителям многих важных областей еще предстояло в полной мере ощутить на себе вмешательство со стороны Европы. Уже в 1789 году в Гуанчжоу за год прибывало всего лишь 21 судно Британской Ост-Индской компании; голландцам разрешили присылать в Японию ежегодно по два судна. К Центральной Азии в то время европейцы еще только подбирались по протяженным сухопутным маршрутам, проложенным в эпоху Чингисхана, и русским было ох как далеко до установления надежного контроля над внутренними районами. Африка находилась под защитой неблагоприятного для европейцев климата и опасных заболеваний. Прежде чем европейская гегемония могла стать там действительностью, первопроходцам и исследователям еще предстояло стереть остающиеся белые пятна на карте Африки.

В Тихом океане и зоне «Южных морей» ситуация развивалась несколько живее. С путешествия Уильяма Дампира из Сомерсета в 1699 году началось исследование до тех пор не изведанного континента Австралазии с нанесением его на географическую карту, хотя для завершения этой работы потребовалось еще целое столетие. На севере к 1730 году удалось доказать существование Берингова пролива. Бугенвиль и Кук в ходе своих плаваний в 1760-х и 1770-х годах сделали открытия, добавив к Новому Свету земли Таити, Самоа, Восточной Австралии, Гавайи и Новую Зеландию. Кук даже проник за пределы Южного полярного круга. В 1788 году первую партию преступников из 717 человек высадили на побережье Нового Южного Уэльса. Британские судьи послужили повивальными бабками нового мира для уголовников, чтобы разгрузить от них Старый Свет, так как американские колонии теперь уже закрылись для ссылки туда нежелательных в Англии лиц. Так без особого умысла случилось основание новой нации. Самое главное заключалось в том, что через несколько лет к ним привезли овец, и они послужили фундаментом для новой отрасли хозяйства, обеспечившей светлое будущее переселенцев из Европы. Одновременно с домашними животными, искателями приключений и никчемными людишками в Южную Тихоокеанскую зону попало Евангелие. В 1797 году первые миссионеры прибыли на Таити. С ними цивилизация европейцев как минимум в зародышевом виде наконец-то закрепилась во всех пригодных для жизни уголках мира.

Сущность цивилизации, которую европейцы вывозили на остальные континенты земного шара, лежит в ее воззрениях. Ограничения, налагавшиеся ими, и возможности, ими подразумевавшиеся, формировали пути, по которым шли носители этой цивилизации, ее стиль и способ, которым она проявляла себя. Более того, притом что в XX веке главным воззрениям нанесли огромный ущерб, эти воззрения, сформулированные между 1500 и 1800 годами, все еще служат нам дорожными указателями на пути, по которому мы идем сегодня. Для европейской культуры тогда заложили светский фундамент; к тому же укрепилось прогрессивное понятие исторического развития как движения к вершине, на которой европейцы чувствовали себя стоящими. Наконец, как раз тогда упрочилась уверенность в том, что научные знания, используемые в соответствии с утилитарными критериями, способны обеспечить безграничный прогресс. Короче говоря, цивилизации Средневековья наконец-то пришел конец в головах мыслящих мужчин и женщин.