Джон Робертс - Мировая история

Как раз консолидация европейской мировой гегемонии считается главной особенностью этих изменений и одним из мощнейших моторов, придающих им движение. К 1900 году европейская цивилизация демонстрировала самые большие достижения в сфере материального производства, каких еще никогда не наблюдалось на нашей планете. Европейцы далеко не всегда соглашались в том, что следует считать в них самым важным, но мало кто из них мог отрицать, что за счет силы и влияния носители этой цивилизации установили такое свое господство над остальной частью земного шара, какого не устанавливали представители ни одной предыдущей цивилизации. Миром с тех пор правили европейцы (или их потомки). Их господство распространялось в основном на политическую сферу, включавшую прямое управление. Просторные области мира населяли европейские народы. Что же до неевропейских стран, все еще формально и политически независимых от Европы, большинству их правителей приходилось на практике прислушиваться к указаниям из Европы и мириться с вмешательством европейцев в их внутренние дела. Совсем немногим коренным народам дано было сопротивляться, и, если они это себе позволяли, европейцы часто одерживали свою деликатнейшую победу из всех возможных, так как успешное сопротивление требовало применения европейских методов борьбы. То есть их европеизация продолжалась в иной форме.

В 1798 году английский священник и экономист Томас Мальтус опубликовал «Опыт закона о народонаселении», которому предстояло стать самым авторитетным трудом, когда-либо написанным по затронутому в нем предмету. Он описал явления, считающиеся теперь законами прироста народонаселения, но важность труда решением поставленной автором научной задачи не ограничивалась. Ее влияние, например, на экономическую теорию и биологическую науку оказалось таким же значительным, как сам вклад автора демографических исследований. Здесь, однако, последствия играли не такую роль, как статус книги в качестве индикатора изменений в представлениях ученых о народонаселении. На протяжении двух веков или около того европейские государственные деятели и экономисты соглашались с тем, что признаком благополучия государства следует считать рост его населения.

Считалось, что королям следовало искать пути увеличения численности своих подданных не просто ради расширения базы налогоплательщиков и призывного контингента, а потому, что более многочисленное население одновременно ускоряло течение хозяйственной жизни и служило указанием на то, что это ускорение происходило. Увеличение численности населения со всей очевидностью указывало на способность экономики обеспечивать проживание в стране с большей массой народа.

Основные положения этого представления подтверждались самим авторитетом великого Адама Смита, в известной книге которого под названием «Исследование о природе и причинах богатства народов »уже в 1776 году утверждалось, что увеличение народонаселения служит достоверным приближенным критерием экономического благополучия.

Мальтус, образно говоря, вылил на приверженцев таких представлений ушат холодной воды. Как бы ни оценивались последствия для общества в целом, он пришел к заключению о том, что растущее население рано или поздно несло бедствие и страдания большинству его членов в лице беднейших слоев. На своем самом знаменитом примере, когда речь шла о пределах отдачи земли, Мальтус говорил об ограниченной площади плодородных почв для выращивания продовольствия. Таким ограничением, в свою очередь, обозначалась рациональная численность населения той или иной страны. Все-таки население обычно увеличивалось на протяжении коротких промежутков времени. По мере роста масса населения поглощала сокращающийся ресурс своего существования. После исчерпания данного ресурса наступал голод. После этого численность населения сокращалась до тех пор, пока не появлялась возможность прокормиться имеющимся продовольствием. Такой механизм мог функционировать, если мужчины и женщины воздерживались от рождения детей (и благоразумие как результат оценки последствий помогало людям, заключавшим браки в более позднем возрасте) или в условиях настоящих бедствий, служащих естественным тормозом рождаемости в виде эпидемий, а также войн.

По поводу сложности и четкости такого мрачного тезиса можно сказать намного больше. В его пользу или опровержение приводится масса доводов, а справедливая или притянутая за уши теория, привлекающая большое внимание, должна многое нам поведать о той эпохе. Так или иначе, рост населения начал волновать людей до такой степени, что даже непривлекательная проза того же Томаса Мальтуса привлекла пристальное внимание ученых. Люди осознали суть прироста населения, чего не знали о нем прежде, и занялись им так, чтобы его ускорение пошло как никогда. В XIX веке вразрез со всеми увещеваниями Мальтуса численность ряда ветвей рода человеческого пошла вверх темпами и достигла уровня до тех пор просто немыслимого.

Точное измерение произошедших тогда перемен лучше всего удается при учете протяженного временного отрезка; точные даты ничего полезного не дают, да и общие тенденции практически полностью сохраняются в нынешней эпохе. С учетом России (численность населения которой вплоть до последнего времени оценивалась на основе весьма приблизительной статистики) получается так, что народонаселение Европы с около 190 миллионов человек в 1800 году увеличилось до порядка 420 миллионов столетие спустя. Поскольку численность населения остального мира явно росла относительно медленнее, происходило увеличение доли Европы в общей численности населения нашей планеты приблизительно от одной пятой части до одной четверти; на некоторое время ее отставание в численности населения по сравнению с великими азиатскими центрами народонаселения сократилось (тем временем техническое и психологическое превосходство Европы в мире сохранялось).

К тому же одновременно Европа переживала массовое переселение своих жителей. В 1830-х годах за рубеж на другие континенты выезжало больше 100 тысяч европейцев в год, в 1913 году их уехало больше полутора миллионов. Если взять более протяженный отрезок времени, 1840 и 1930 годы, то из Европы за океан отправилось около 50 миллионов человек, причем подавляющее их большинство оказалось в Западном полушарии. Весь этот народ с потомками следует прибавить к общим суммам, чтобы понять, насколько ускорился рост европейского населения за все те годы.

Этот рост внутри Европы распределялся очень неравномерно, и эта неравномерность свидетельствует об отличии положения великих держав. Их мощь обычно оценивали с точки зрения численности личного состава вооруженных сил, и следует отметить решающее изменение, когда в 1871 году Германия потеснила Францию со своей самой большой массой населения, находящейся под властью одного правительства к западу от России. Еще один способ рассмотрения такого рода изменений состоял в сравнении соответствующих долей населения Европы, находившихся в распоряжении основных военных держав в разные отрезки времени. Между 1800 и 1900 годами, например, доля России выросла с 21 до 24 процентов от общего количества; Германии – с 13 до 14 процентов; в то время как Франции – упала с 15 до 10 процентов; и Австрии – немного меньше: с 15 до 12 процентов. Далеко не во многих странах, однако, прирост населения выглядит таким же кардинальным, как в Соединенном Королевстве Великобритании, где численность населения увеличилась с около 8 миллионов человек, когда Мальтус написал свой труд, до 22 миллионов к 1850 году (к 1914 году ей предстояло достичь 36 миллионов).