Джон Робертс - Мировая история

Внутри системы, образованной с помощью всеобщего благосостояния и английских социальных атрибутов, обеспечивался непрерывный технический прогресс. На протяжении долгого времени он по большому счету шел с переменным успехом. Ранние селекционеры породистого скота преуспели не благодаря своим знаниям химии, пребывающей в подростковом возрасте, или генетики, еще не открытой, а потому, что пользовались интуицией, наработанной в ходе оправдывавшей себя практики. И даже при этом их достижения внушали восхищение. Внешний облик домашнего скота, украсивший пейзаж английских пастбищ, стал совсем иным; тощие овцы Средневековья, хребты которых в профиль напоминали готические арки монастырей, подвергшиеся селекции, уступили место тучным, довольным на вид животным, известным нам сегодня. «За гармонию, причем совершенную» – так звучал тост на вечеринках английских фермеров XVIII столетия. Изменилось и внешнее восприятие ферм. Все шире внедрялся водоотвод и огораживание угодий забором, поэтому открытые поля средневековых времен, пролегавшие узкими полосами, возделыванием каждой из которых занимался отдельный крестьянин, уступили место огороженным полям, обрабатывавшимся попеременно и составлявшим огромное лоскутное одеяло английской сельской местности. Машинное оборудование на некоторых из таких полей применялось уже к 1750 году. В XVIII веке применению и совершенствованию этого оборудования посвятили большое внимание, но на самом деле его вклад в повышение отдачи земледелия до конца 1800 года, когда появлялось все больше крупных полей, позволивших повысить продуктивность относительно затрат, выглядел весьма незначительным. Все это происходило незадолго до того, как паровые машины стали применять в качестве приводов для молотилок; с выводом локомобилей на английские поля открывался путь, ведущий в конечном счете к практически полной замене мускульных усилий машинной мощью на ферме XX века.

Такие усовершенствования и изменения все шире внедрялись с внесением необходимых поправок и некоторым отставанием в странах континентальной Европы. Тогдашний прогресс далеко не всегда выглядел стремительным, разве что по сравнению с предыдущими веками якобы застоя. В Калабрии или Андалусии никакой прогресс не ощущался на протяжении больше сотни лет. Тем не менее сельская Европа стала другой и ее изменения происходили многочисленными путями. Борьба с косностью системы снабжения продовольствием в конечном счете закончилась победой, оказавшейся результатом сотен частных успехов в таких сферах, как новации в севообороте, ликвидация устаревшего бюджетного нормирования, внедрение рациональных стандартов обработки почвы и хлебопашества, а также просвещение невежд. Достижения воплотились в улучшении поголовья домашнего скота, внедрении более эффективных методов борьбы с заболеваниями растений и болезнями животных, представлении совершенно новых видов и многом другом.

Настолько всеобъемлющие изменения подчас не могли не отразиться на общественных и политических основах государства. Французы формально отменили крепостничество в 1789 году; большого значения этот факт мог не иметь в силу того, что к тому времени во Франции оставалось совсем немного смердов. Другое дело ликвидация «феодальной системы» в том же году, считавшаяся намного более важным шагом. Этим туманным словосочетанием означалось уничтожение массы традиционных и юридических обычаев и прав, стоявших преградой на пути эксплуатации земли частными лицами в качестве объекта вложения капитала наравне с прочими доходными предприятиями. Почти сразу же многие крестьяне, думавшие, будто им станет проще жить, обнаружили, что на практике их положение только ухудшилось; они подверглись дискриминации. Они порадовались отмене привычных поборов в пользу хозяина поместья, но при этом утратили былые права на общинную землю и загрустили. Мероприятия в целом проводились таким запутанным и сложным манером, что никто не мог разобраться в проходящем одновременно масштабном перераспределении собственности. Большую часть земли, раньше принадлежавшей церкви, за считаные годы продали частным лицам. Последовавшее увеличение числа прямых владельцев земли и рост среднего размера недвижимого имущества должны были по аналогии с английским примером обеспечить наступление эпохи великого прогресса Франции в развитии сельского хозяйства, но ничего подобного не произошло. Прогресс шел медленно, и консолидация хозяйств по английскому образцу выглядела неубедительной.

Появляется совершенно справедливое предположение о том, что обобщения по поводу темпа и однородности всего происходившего тогда требуют осмотрительного и квалифицированного подхода. При всем энтузиазме немцев, посещавших передвижные выставки сельскохозяйственного машинного оборудования в 1840-х годах, они жили в огромной стране той категории (к которой принадлежала и Франция), о которой один знаменитый историк европейской экономики высказал такое вот замечание: «Вообще говоря, никакого общего и всеобъемлющего улучшения в жизни их крестьянства не наблюдалось до наступления эпохи железных дорог». Все же устранение средневековых учреждений, стоявших на пути аграрной реформы, на самом деле последовательно проводилось еще до наступления данной эпохи, и тем самым готовились необходимые для нее условия. В ряде стран данный процесс получил ускорение с приходом французских оккупационных войск наполеоновского периода европейской истории, когда на их территории вводилось французское право, и после французов войсками других держав. Таким образом, к 1850 году привязанность крестьян к земле и принудительный труд отменили практически во всей Европе.

Это конечно же совсем не означало, что отношения времен ancien régime (отжившего свое строя) сразу же исчезли после того, как его учреждения прекратили свое существование. Прусские, венгерские и польские землевладельцы в целом, хорошо ли плохо, сохранили патриархальную власть в своих вотчинах даже после того, как юридические основания этой власти были отменены, и пользовались ею вплоть до 1914 года. Она играла свою роль в предохранении в этих областях консервативных аристократических ценностей в намного более живом и сосредоточенном виде, чем в Западной Европе. Прусский юнкер , как правило, мирился с требованиями рынка к планированию управления его собственным поместьем, но игнорировал их в отношениях со своими арендаторами.

Дольше всего сопротивление изменениям в традиционных юридических формах регулирования сельского хозяйства сохранялось в России. Там крепостное право как таковое существовало вплоть до отмены в 1861 году. С принятием закона об отмене крепостничества полной передачи русского аграрного сектора в частные руки и перевода его на принципы рыночной экономики сразу не произошло, но с ним закрылась целая эпоха европейской истории. На территории от Урала до Ла-Коруньи больше нигде не осталось юридически признанного принуждения к работе на земле в качестве смерда, одновременно крестьяне обрели свободу: их ничто больше не связывало с землевладельцами, от которых они не могли уйти по своей воле. Так наступил конец системы, пришедшей из древних времен в западный христианский мир в эпоху набегов варваров и служившей фундаментом европейской цивилизации на протяжении многих веков. После 1861 года сельский пролетариат Европы повсеместно трудился за заработную плату или пропитание с проживанием; порядок, получивший распространение в Англии и Франции с приходом упадка в аграрном секторе XIV века, прижился во всей Европе.