Джон Робертс - Мировая история

Население росло повсеместно, хотя разными темпами в разное время. Беднейшие аграрные области Восточной Европы, например, пережили самые высокие темпы прироста своего населения только в 1920-х и 1930-х годах. Базовым механизмом увеличения численности населения в данный период повсеместно служило падение смертности. Никогда еще в истории человечества не наблюдалось такого впечатляющего падения уровня смертности, как в последние 100 лет, и оно проявилось сначала в развитых странах Европы в XIX веке. Грубо говоря, до 1850 года в подавляющем большинстве европейских стран уровень рождаемости совсем незначительно превышал уровень смертности, и во всех странах эти уровни выглядели примерно одинаковыми. По ним можно сделать вывод о том, насколько слабо все перемены того времени повлияли на фундаментальные детерминанты продолжительности человеческой жизни во все еще по большому счету сельском обществе. После 1880 года наступило время стремительных перемен. Уровень смертности в передовых европейских странах падал весьма устойчиво с примерно 35 смертей на тысячу жителей в год до порядка 28 смертей в год к 1900 году; 50 лет спустя этот показатель составлял около 18 смертей на тысячу жителей. В более отсталых странах между 1850 и 1900 годами все еще сохранялся показатель 38 смертей на тысячу жителей, а к 1950 году он понизился до 32 смертей на тысячу.

В результате появилось бросающееся в глаза неравенство между двумя Европами, причем в той, что побогаче, ожидающаяся продолжительность жизни была намного больше. Поскольку передовые европейские страны в значительной мере лежат на западе (за исключением бедной страны Испании с высокой смертностью), возникло новое усиление существовавшего с древних времен деления между востоком и западом, когда воображаемая граница проходила от Прибалтики до Адриатики.

Кроме низкой смертности можно привести прочие наглядные факторы. Ранние браки и повышающийся уровень рождаемости проявились на первом этапе экспансии из-за увеличения экономических возможностей, но теперь они значили намного больше, так как с XIX столетия и дальше дети от ранних браков имели намного больше шансов выжить, благодаря большей человеческой заботе, подешевевшему питанию, прогрессу в области медицины и техники, а также усовершенствованию службы общественного здравоохранения.

Из всего перечисленного выше последними на тенденции в динамике народонаселения стали влиять медицинская наука и предоставление медицинских услуг. Врачи начали справляться с опаснейшими смертельными заболеваниями приблизительно с 1870 года. К ним относятся детские смертельные эпидемии: дифтерия, скарлатина, коклюш и брюшной тиф. Тем самым удалось радикально сократить младенческую смертность и повысить предполагаемую продолжительность жизни при рождении. Но еще раньше реформаторы в социальной сфере и инженеры уже преуспели на ниве сокращения случаев этих и других заболеваний (хотя смертность от них осталась на прежнем уровне) тем, что проложили более совершенные системы отвода сточных вод и создали современные очистные сооружения для растущих городов. Холеру в индустриальных странах ликвидировали к 1900 году, а ведь из-за нее в 1830-х и 1840-х годах едва не лишились своего населения Лондон и Париж. После 1899 года ни в одной западной европейской стране не было отмечено вспышки крупной эпидемии чумы. По мере того как такие изменения затрагивали все больше стран Европы, повсеместно закреплялась тенденция роста продолжительности жизни населения, в конечном счете потребовавшая решения невиданных до тех пор задач. К второй четверти XX века мужчины и женщины в Северной Америке, Соединенном Королевстве, Скандинавии и промышленной Европе могли рассчитывать на продолжительность своей жизни, в два или три раза превышавшую продолжительность жизни их предков времен Средневековья. Отсюда опять происходят громадные последствия.

Точно так же, как ускоренное увеличение народонаселения впервые проявилось в странах, продемонстрировавших самые передовые экономические показатели, следующая различимая демографическая тенденция замедления его роста тоже родилась в этих странах. Она закрепилась за счет сокращения числа рождавшихся детей, хотя долгое время этот факт нивелировался тем, что смертность падала еще быстрее. В разных странах отказ от многочисленных детей получил распространение сначала среди зажиточных слоев населения; по сей день можно пользоваться справедливым наблюдением, состоящим в том, что рождаемость меняется обратно пропорционально доходу населения (невзирая на похвальное исключение состоятельных американских политических династий). В некоторых странах (скорее Западной, чем Восточной Европы) такая тенденция обусловливалась тем, что заключение брака откладывалось на более позднее время, поэтому женщины выходили замуж, когда определенный отрезок их детородного возраста уже оставался позади; одновременно супруги предпочитали обзаводиться меньшим количеством детей и могли себе это позволить с применением надежных средств предотвращения беременности. Можно предположить, что в ряде европейских стран население уже имело некоторое представление о таких средствах; по крайней мере, никто не станет спорить с тем, что в XIX веке их весьма даже усовершенствовали (а новые появились благодаря научно-техническому прогрессу и новым материалам для их изготовления) и шла кампания по просвещению населения в сфере контрацепции. В очередной раз социальные изменения произвели многовекторное влияние, потому что совершенно определенно, например, распространение таких знаний можно связать с повышением грамотности населения и с появлением новых ожиданий. Притом что народ выглядел благополучнее предков, его представители постоянно корректировали свои представления о допустимом уровне жизни, а вместе с тем – о допустимом размере семьи. Пользовались ли вычислениями подходящего времени заключения брака (как это делали французские и ирландские крестьяне) или применяли средства предотвращения нежелательной беременности (чем занимались представители среднего класса Англии и Франции), все дело решалось прочими культурными факторами.

Изменения в укладе того, как мужчины и женщины жили и умирали в своих семьях, отражались на самой структуре общества. С одной стороны, в странах Запада XIX и XX веков наблюдалось абсолютное преобладание молодых людей, и какое-то время они составляли большую пропорцию, какой не существовало когда-либо прежде. Во многом все это следует отнести на экспансионистский порыв, живость и энергию населения Европы XIX века. Вместе с тем население передовых стран постепенно все в большей пропорции пополнялось представителями, дожившими до глубокой старости, чего в прежние эпохи не наблюдалось. Данная категория населения служила все более мощным сковывающим фактором социальных механизмов, обеспечивавших в предыдущие столетия существование престарелых и неспособных к созидательной деятельности членов общества; данная проблема все больше усугублялась в силу обострения состязания за место на промышленных предприятиях. К 1914 году практически во всех европейских или североамериканских странах главную головную боль доставлял поиск путей противостояния проблемам бедности и зависимости, с какими бы крупными отличиями в масштабах и достижениях ни приходилось при этом иметь дело.