Джон Робертс - Мировая история

Человека звали Реза Хан. Этот офицер в 1921 году осуществил государственный переворот и сразу использовал страх большевиков перед британцами, чтобы заключить договор, положениями которого признавалась неприкосновенность всех русских прав и объектов недвижимости в Персии, а также предполагался вывод иностранных войск. Затем Реза Хан занялся подавлением сепаратистов, пользовавшихся британской поддержкой. В 1925 году Национальным собранием ему предоставляются диктаторские полномочия, а через несколько месяцев его провозглашают шахиншахом. Ему предстояло править до 1941 года (когда советское правительство и британцы совместными усилиями свергли его с престола) в стиле иранского Кемаля. Отмена чадры и духовных училищ указывала на цели придания государству светской сути, преследовались они мягче, чем в Турции. В 1928 году от уступок в этих сферах отошли, что рассматривалось важным символическим шагом; между тем индустриализацию и совершенствование путей сообщения продолжали с прежним напором. Официально культивировалось тесное сотрудничество с Турцией. Наконец в 1933 году главный персидский мужчина продемонстрировал первую обратившую на себя всеобщее внимание победу на поприще нового для себя искусства в виде нефтяной дипломатии, когда шахиншах отменил концессию, находившуюся в распоряжении Англо-персидской нефтяной компании. Когда министры британского правительства подняли этот вопрос в Лиге Наций, символом величайшей победы иранского шаха стала концессия на более благоприятных условиях. Весь мир тогда убедился в независимом статусе Персии. В Персидском заливе наступила новая эра, соответственным образом ознаменованная в 1935 году официальным изменением названия государства: Персия стала Ираном. Два года спустя жена шаха впервые появилась на публике с открытым лицом.

Наглядным доказательством того, что европейская эпоха в конечном счете ушла в прошлое, считается вторая по счету мировая война. Она началась в 1939 году, как и предыдущая мировая война, со сражений в Европе и точно так же состояла из нескольких вооруженных столкновений. Ресурсов на нее потребовалось значительно больше по сравнению со всеми предшествовавшими войнами; на этот раз потребность в них достигала такого масштаба, что в дело пошло буквально все. Ее вполне заслуженно назвали «тотальной» войной.

К 1939 году имевшим глаза дано было разглядеть многочисленные знаки того, что текущая историческая эпоха близится к концу. Притом что в 1919 году случились последние продления территориального контроля со стороны колониальных держав, по поведению крупнейшей из них, то есть Великобритании, напрашивался вывод о том, что империализм находится в обороне, если не перешел в отступление. Живость поведения властей Японии означала, что Европа перестала выступать в качестве единственного центра системы планетарной власти; один наделенный даром предвидения южноафриканский государственный деятель еще в 1921 году предупреждал о том, что «политическая сцена сместилась из Европы на Восток и в Тихоокеанскую зону». Его предсказание теперь кажется полностью оправдавшимся, а ведь прозвучало оно, когда о вероятности возвращения Китаю достойного этой державы веса мог говорить разве что человек, обладавший светлейшей позитивной фантазией. Спустя 10 лет после того, как мир услышал то высказывание человека из Южно-Африканской Республики, экономические основы западного превосходства подверглись потрясению еще более явному, чем политические; в США, считавшихся величайшей из промышленных держав, без работы все еще оставалось 10 миллионов человек. Надо признать, что европейские индустриальные страны американская беда обошла стороной, однако уверенность тех, кто считал само собой разумеющейся прочность базовых основ экономической системы капитализма, испарилась навсегда. В некоторых странах могло наблюдаться оживление промышленности, по большому счету стимулируемое перевооружением армии и флота, однако попытки отыскать возрождение деловой активности в сфере международного сотрудничества закончились, когда в 1933 году рухнула конструкция Мировой экономической конференции. После этого все нации двинулись собственным путем; даже власти Соединенного Королевства наконец-то оставили свою иллюзию свободной торговли. Заблуждение «лессэфэр» покинуло бренную землю, даже если в народе все еще говорили о нем. К 1939 году государственные чиновники сознательно вмешивались в хозяйственные дела своих предпринимателей с рвением, забытым со времен расцвета меркантилизма.

Если ушли в никуда политические и экономические предположения XIX века, то туда же отправилось многое другое. Говорить об интеллектуальных и духовных тенденциях гораздо сложнее, чем о тенденциях политических и экономических, но, хотя многие люди все еще цеплялись за старые предрассудки, для правящей верхушки и носителей общественного мнения старые основы уже не казались такими непоколебимыми. Церковную службу посещало все еще много народу, но масса жителей промышленных городов обходилась уже без христианской веры и пребывала в мире, в котором физическое устранение атрибутов и символов религии на повседневной жизни трудящихся никак не отражалось. То же самое происходило с интеллектуалами; они могли столкнуться с еще большей проблемой, чем трагедия утраты религиозной веры, ведь многие либеральные идеи, с XVIII века способствовавшие устранению из жизни людей христианской веры, к тому времени, в свою очередь, отправились на свалку истории. В 1920-х и 1930-х годах либеральные постулаты, касавшиеся свободы личности, объективных нравственных критериев, рациональности, авторитета родителей и объяснимого механистического построения Вселенной, однозначно отвергались вместе с верой в свободную торговлю.

Симптомы новой болезни человечества нагляднее всего проявлялись в произведениях искусства. На протяжении трех или четырех столетий, если считать с эпохи гуманизма, европейцы полагали, что в произведениях искусства отображаются устремления, озарения и удовольствия, доступные в принципе для обычных людей, даже притом, что авторы этих произведений поднимались до исключительного уровня совершенства в исполнении творческого замысла или специально сосредоточивались на форме таким образом, что не всякий человек способен был оценить такое произведение по достоинству. Во всяком случае, находилась возможность в течение всего того времени сохранить понятие культурного человека. Авторитет этой мысли подвергся некоторому ослаблению, когда в XIX веке на волне движения романтизма стали идеализировать художника как гения (одним из первых примеров напрашивается Людвиг ван Бетховен) и сформулировали понятие авангарда.