Джон Робертс - Мировая история

Историкам не следует слишком увлекаться тем, что происходит в умах большинства населения. Им к тому же нужно проявлять осмотрительность, когда они занимаются досужими размышлениями о воздействии того, что они считают широко распространенными представлениями. Совершенно определенно, как показывает недавняя реакция политиков на экологические проблемы, не успеешь оглянуться, как изменения в представлениях сказываются на нашей коллективной жизни. Но это верно, даже когда лишь меньшинству населения планеты известно, что такое озоновый слой Земли. Представления, пользовавшиеся более широкой поддержкой, и те, не такие определенные и сформулированные нечетко, тоже оказали историческое воздействие; один англичанин викторианской поры придумал выражение «пища традиции» для обозначения отношений, сформированных под воздействием укоренившихся и обычно непререкаемых предположений, определяющих консервативные воззрения в подавляющем большинстве человеческих обществ. Проявить догматизм в том, как такие представления функционируют, еще опаснее, чем говорить о том, как идеи связываются с конкретными материями (такими как изменение окружающей среды), но попытаться все-таки следует.

Сейчас мы можем наблюдать, например, что растущее изобилие товаров в большей степени, чем остальные явления жизни, разрушило представления миллионов жителей Земли о том, что совсем недавно считалось миром постоянных предвкушений. Такое крушение представлений все еще проявляется наиболее наглядно в некоторых самых бедных странах. Дешевые потребительские товары и их изображения во все более навязчивых рекламных объявлениях, особенно транслируемые по телевидению, вносят главные социальные изменения в воспитание народов. Такие товары служат показателем положения человека в обществе; они вызывают зависть и стимулируют амбиции, служат побуждением к поиску доходов, позволяющих их приобрести, и часто поощряют переселение народа в города и центры, где существует возможность заработать необходимые средства. В результате рвутся связи с привычным образом жизни и с дисциплиной упорядоченного, ритмичного существования, зато формируется один из многочисленных притоков, кормящих бурный поток погони за всем тем, что считается новым.

Кое-какие сложные предпосылки и процесс такого рода изменений представляются нескрываемым парадоксом: прошлый век отмечен невиданными по своим ужасным последствиям трагедиями и бедствиями по любым меркам, и все-таки он вроде бы покончил с большей, чем когда-либо, массой народу, верившей в то, что условия человеческой жизни во всем мире можно улучшать, предположим, бесконечно и поэтому таким улучшением следует заниматься. Истоки столь оптимистических отношений лежат в Европе, какой она была несколько веков тому назад; до недавнего времени они ограничивались культурой народов, происходящих с Европейского континента. Повсеместно можно наблюдать большой прогресс в этом деле. Мало кому дано сформулировать такую идею ясно или осознанно, даже по особой просьбе; зато ныне она получила значительно более широкое распространение, чем это было прежде, и из-за нее повсеместно меняется манера поведения.

Почти наверняка такие изменения происходили не столько из-за нравоучительных проповедей (хотя их тоже вполне хватало), сколько в силу материальных перемен, психологическое воздействие которых повсеместно способствовало дроблению «пищи традиции».

Во многих местах они служили первым понятным знаком того, что изменение представляется на самом деле возможным, что положение вещей не должно постоянно пребывать в своем привычном состоянии. Когда-то практически все человеческие сообщества состояли в основном из земледельцев, скованных одним и тем же набором заведенного порядка, обычаев, сезонных изменений, нищеты. В наши дни культурные пропасти внутри человечества (скажем, между европейским фабричным рабочим и таким же тружеником в Индии или Китае) часто выглядят огромными. Между фабричным рабочим и крестьянином пролегла культурная пропасть гораздо шире. Но даже тот же крестьянин начинает ощущать возможность для него перемен к лучшему. Из всех результатов европейского культурного влияния самым важным и неприятным представляется распространение убежденности в том, что перемены к лучшему не только возможны, но и желательны.

Технический прогресс часто способствовал такого рода переменам тем, что подрывал унаследованные привычки в очень широких сферах поведения. Как уже упоминалось выше, нагляднейшим примером считается появление за последние два столетия надежных способов контрацепции, а апогеем изобретенной деятельности в данной сфере называются 1960-е годы, когда наблюдалось стремительное и широкое распространение того, что получило (на многих языках) известность просто как «пилюлька». Притом что женщины в западных странах давно получили в свое распоряжение надежные приемы и знания в деле предотвращения беременности, «пилюльки», представлявшие собой химический препарат, предназначенный для подавления овуляции, подразумевали предоставление женщинам большей роли в сексуальном поведении и регулировании рождаемости, чем любые противозачаточные средства прошлого. Невзирая на то, что женщины за пределами западного мира пользовались ими не так широко, как их сестры на Западе, а также на то, что легально их приобрести было сложнее, чем во всех развитых странах, «пилюлька» одним только своим существованием ознаменовала новую эпоху отношений между мужчинами и женщинами.

Но можно привести еще много иных примеров преобразующей силы воздействия науки и техники на общества. Так, совсем трудно не почувствовать, что изменения, имевшие место на протяжении двух веков в сфере электрической связи, и особенно изменения последних шести или семи десятилетий, сказались на истории культуры значительно заметнее, чем, скажем, изобретение печатного станка. Технический прогресс к тому же проявляет себя в общем виде через доводы, кажущиеся воплощением волшебной силы науки, ведь в наше время яснее, чем когда бы то ни было, видна ее важность для человечества. Нас все плотнее окружают те же ученые; больше внимания уделяется науке в сфере просвещения; научные сведения получает расширенное распространение через средства массовой информации и с большим удовольствием потребляется.

Однако достижения, как это ни парадоксально (вспомним успехи в освоении космоса), принесли убывающую отдачу в виде благоговейного страха. Когда все больше желаний оказываются достижимыми, все меньше верится в последнее чудо. Появляется даже недовольство (ничем не оправданное) и раздражение, когда решение некоторых проблем дается с трудом. И все-таки хватка довлеющего над всем представления нашей эпохи, заключающегося в том, что целеустремленное изменение можно навязать природе при наличии достаточных ресурсов, еще больше укрепилась, несмотря на всю направленную на него критику. Именно европейские понятия и наука, в настоящее время охватывающая весь мир (во всем основанная на европейской экспериментальной традиции), продолжают служить источником новых идей и влияния, подрывающих традиционные, богоцентрические представления о жизни. Весь процесс сопровождался низвержением представления обо всем сверхъестественном, даже в виде великих религий.