Pичард Дэвенпорт-Хайнс - Ледяной призрак. Истории с «Титаника»

Бернард Беренсон продавал картины итальянских художников американским миллионерам, он изобрел эпитет — «Ритцония», чтобы описать нереальную, убивающую одинаковость их роскоши. «Ритцония, — писал Беренсон в 1909 году, — переносит своих обитателей подобно ковру-самолету из одного места в другое, где встречаются те же самые люди, подают те же блюда, и играет та же самая музыка. Находясь в этих стенах, вы можете быть в Пекине или Праге, в Лондоне или Париже и никогда не будете знать, где вы». Лихорадочные перемещения обеспечивали колорит Ритцонии. Эдит Уортон сказала Беренсону: «Да, очень приятно, когда вас балуют и услаждают, но я не представляю, как можно вынести больше двух или трех недель подобной странной, неустроенной жизни. Я почувствовала, что с каждым днем моя индивидуальность начинает понемногу увядать, пока наконец у меня не появилось ощущение того, что я являюсь простым «жетоном» в игре, который торопливые и бесцельные руки лихорадочно перемещают из одного маленького квадрата в другой — что-то вроде шахмат без правил, кошмарного сна, который может вам присниться ночью». В 1904 году Генри Джеймс описал жизнь в отелях, на лайнерах и в мраморных дворцах: «Каждый голос, звучащий в огромном, ярком доме, является призывом к искусному и безнаказанному удовольствию, каждый его отголосок бросает вызов сложностям, сомнению или опасности; каждый аспект этой картины становится еще одной фазой заклинания. Поскольку мир, устроенный подобным образом, управляется заклинанием, состоящим из улыбок богов и благорасположения власть имущих». Именно с подобной уверенностью в неуязвимости и силе своих чар пассажиры первого класса поднимались на борт «Титаника». Искусство вычурно наряжаться, по словам Бена Хехта, было единственным искусством, в котором американцы достигли совершенства. Каждую весну американские богачи заполучали шляпы и платья из последней коллекции французских модельеров. Для женщин Ритцонии имела значение только весенняя мода: в течение долгих месяцев в американских женских журналах, таких как «Баттериск» и журнале с соответствующим названием «Элит Стайлс», детально рассматривались самые последние тенденции моды. Таким образом, любой портной, чье ателье располагалось на центральной улице, и любая швея-любительница могли знать, чем дышит улица Рю де Пирамиде. Весенние тренды Парижа 1912 года ввели моду на объемные, петлевидные шелковые верхние юбки, называвшиеся корзинами, которые, если были тщательно подогнаны и скроены, могли придать женщине более стройный вид, чем это было на самом деле.

«Это умный обман, — написал 13 апреля парижский корреспондент Philadelphia Inquirer. — Еще никогда модницы не носили меньше одежды. Они надевают сорочку, изящную шелковую вещицу, настолько тонкую, что та едва занимает хоть какое-то место под корсетом. Корсеты достаточно длинные, чтобы защитить от холода, и она носит с ними только поддерживающий бюст пояс, изготовленный из английской ажурной вышивки, заканчивающийся примерно на уровне талии. А также тончайшие панталоны, обычно из белого или розового китайского шелка, плотно сидящие на линии талии».

Дамские кутюрье и Леди Дафф Гордон, владелица магазинов в Париже, Лондоне и Нью-Йорке, были пионерами в использовании юбок-корзин в качестве маскирующей одежды. Леди Гордон вспоминает Париж 1912 года как город, где «торговля роскошью держалась на невероятных расходах американских миллионеров и русских великих князей». Шарлотта Кардес, путешествующая в каюте-люкс с собственной прогулочной палубой, была одной из тех, кто походил на царя Крез (царь Лидии, 560–546 гг. до н. э… о богатстве которого ходили легенды. — Прим. перев.). Она ехала вместе с 14 пароходными сундуками, четырьмя чемоданами, тремя ящиками и специальной медицинской аптечкой. В них помимо прочего лежали 70 платьев, 10 шуб, 91 пара перчаток, 22 булавки для шляп — всего на сумму 36 567 фунтов стерлингов. Миссис Кардес была дочерью промышленника Томаса Дрейка, который в 1866 году основал «Фиделити Траст Компани». После развода со своим богатым мужем, она жила в стильном доме Монтебелло в Джермантауне. Она возвращалась из Венгрии через Париж вместе с неженатым сыном Томасом Дрейком Кардесом, скромным директором компании своего дедушки «Фиделити Траст Компани». Он научился пародировать отличительные особенности других людей, но своими собственными так и не обзавелся. Шарлотте Кардес было неинтересно покупать вещи, необходимые для жизни, однако покупка парижских предметов роскоши, абсолютно ей не нужных, доставляла даме огромную радость.

У Кардес были свои канадские двойники по фамилии Бакстеры. Элен Бакстер, вдова «Бриллиантового Джима» Бакстера, финансиста из Квебека, построившего первый торговый центр в Канаде до того, как в 1900 году его посадили в тюрьму за хищение крупных сумм в своем банке.

Она сохранила большую часть состояния мужа и, после того как прожила какое-то время со своими сыном и дочерью в Париже в отеле «Элисии Палас» (Elysee Palace Hotel), возвращалась вместе с ними в Северную Америку. Они купили одни из самых дорогих билетов. Ее двадцатичетырехлетний сын Квигг Бакстер, звезда хоккея, был полон животных инстинктов и, путешествуя в каюте В-60, тайно поселил свою подружку в каюту С-90. Она была певицей из бельгийского кабаре по имени Берта Мейна, но путешествовала под именем Мадам де Вилье — это имя она взяла у своего предыдущего любовника, которого зачислили в Иностранный легион.

Джордж и Элеанора Уайденер отправились в Париж вместе со своей дочерью, чтобы купить ей приданое к предстоящей свадьбе: она осталась во Франции, а они повезли с собой ее покупки. Элеанора Уайденер была завсегдатаем парижских магазинов. Она умерла спустя 25 лет во время похода по парижским бутикам. Мужчины также путешествовали с огромным количеством багажа. Помощник американского президента Арчи Батт приезжал с визитом в Европу на шесть недель и вез с собой семь дорожных сундуков. Когда «Титаник» пошел ко дну, Билли Картер лишился своего автомобиля «Рено», а также 60 рубашек и 24 клюшек для игры в гольф.

Стюардесса компании «Уайт Стар» Виолет Джессоп вспоминала день, когда пассажиры садились на борт лайнера класса Олимпик. «Повсюду чувствовалось напряжение, — писала она. — Когда пассажиры начали прибывать, уровень шума достиг своего апогея, и, казалось что он затихнет, только когда наступит всеобщее безумие… Этот гул толпы уничтожил все наши мысли, когда потная масса модно одетых, благоухающих ароматом духов людей поднималась на борт; периодически в разных местах можно было наблюдать сцены молчаливого прощания. Никто не обращал абсолютно никакого внимания на растерянных стюардов, тщетно пытающихся пронести через это скопление людей огромные чемоданы и сундуки. Ответственные выкрикивали распоряжения, пассажиры постоянно нетерпеливо звонили в колокольчики, требуя напитков. В то время как дополнительные распоряжения для стюардесс — например, подготовить букеты цветов — поступали с регулярностью падающих снежинок. Коробки разных размеров, сложенные друг на друга, образовали высокую гору». Ида Штраус, чей муж владел большим магазином «Мейсис» (Macy’s) в Нью-Йорке, обнаружила, что в каюте ее дожидается корзина, полная роз и гвоздик, прощальный подарок от Кэтрин Бербидж, семья ее мужа владела магазином «Хэрродс» (Harrods) в Лондоне. «Цветы были такими красивыми и свежими, как будто их только что сорвали». В день отплытия пассажиркам могли прислать больше дюжины букетов цветов. И они ждали, когда их стюардессы найдут восемь или десять высоких ваз.