Лев Вершинин - Дорога без конца (без иллюстраций)

Как ни относись к каудильо, но он, боевой офицер-«африканец» немалого ранга, прошедший всю войну, сделавший на этой войне имя и карьеру, заслуживший прозвище «маленький волк» от самого Абд аль-Крима, дважды раненый и дважды возвращавшийся в строй, знал, о чем говорит, и его оценку не стоит отметать, тем более, что она не противоречит и выводам Особой комиссии, долго и обстоятельно разбиравшей полеты.

Хотя, с другой стороны, мертвых не спросишь, а генерал Фернандес Сильвестре, планируя поход, исходил из того, что его огромной (до 16 тысяч бойцов, не считая гарнизонов) армии идти предстоит по территории «дружественных» племен, а город Анвал, лежавший в овражистой, изрытой местности, занять было необходимо. Как своего рода «ключ» к заливу Альхусемас, взять который под контроль означало отсечь еще не очень серьезные силы Абд аль-Крима от источников снабжения, - то есть, от мест разгрузки контрабанды.

И на первом этапе все удавалось. Шли спокойно, строго в соответствии с планом, добравшись до места назначения без особых сбоев, даже в полосе оврагов. Были, конечно, и нехорошие сложности, - взбунтовался один из «вспомогательных отрядов», попытавшийся уничтожить орудия, - но мятежников удалось отбить, многих перестреляв. А вот дальше начались серьезные сложности.

21 июля рифы неожиданным ударом захватили испанские позиции на горе Игурибен, прикрывавшей занятый без боя Анвал с юга, и, несмотря на пулеметы и пушки, из 303 солдат гарнизона вырваться к своим удалось только одиннадцати. А на следующий день, 22 июля, с утра, войска Абд аль-Крима, - примерно 3000 стволов, - атаковали и сам Анвал, защищаемый вдвое большим количеством испанцев, и генерал Фернандес Сильвестре, доблестно сражавшийся на передовой, спустя короткое время утратил связь со всеми частями, кроме той, которой командовал лично.

Рифы действовали упорно, отважно, по четкому плану, в полном взаимодействии, испанцы же, ничуть не менее отважные, в какой-то момент заметались, а пресечь панику было некому: дон Мануэль, бросившись в атаку с саблей наголо, погиб в рукопашной. Тело его, скорее всего, было изрублено на куски (во всяком случае, найти его позже не смогли), а вместе с командующим погибли примерно 5000 тысяч солдат; вырваться из окровавленного города удалось примерно тысяче, и генералу Фелипе Наварро, с еще 5 тысячами солдат спешившему на помощь Анвалу, удалось их перехватить и успокоить.

Наступать, однако, смысла уже не было, отступать через полосу оврагов означало вероятность нарваться на засады рифов, а налаживать оборону на открытой местности сеньор Наварро, один из старейших полководцев Испании, прошедший все ее войны того времени, - Франко его характеризует, как «военного опытного, осторожного и хладнокровного», - не рискнул. Зная реалии Магриба, наилучшим вариантом он счел занять позиции на горе Монте-Арруит, очень удобной для обороны, но совершенно безводной, - что, впрочем, как думалось, значения не имело, поскольку вскоре должна была подойти еще одна колонна, а кабильские племена, обитавшие вокруг горы, считались очень надежными и лояльными.

Расчет не оправдался. Третья колонна не подошла (ее окружили и задержали в полосе оврагов), а кабилы не только не помогли, но, напротив, при появлении первых же отрядов Абд аль-Крима примкнули к ним и помогли перекрыть все тропы, по которым испанцы могли бы пойти на прорыв. После этого, не имея возможности вырваться из окружения, - тропки были узенькие, солдаты неизбежно оказались бы идеальными мишенями, - дон Фелипе почти две недели держался, отбивая не очень настырные попытки штурма.

Но пищи с каждым днем становилось все меньше, вода вообще распределялась по глотку, кони бесились, и 9 августа, получив по гелиографу «Vale!» на капитуляцию из Тетуана, генерал Наварро, справедливо полагая, что решать вопрос надо, пока не подошли основные силы, начал переговоры с командирами осаждающих. Те не возражали, их условия были жесткими, однако не запредельно: испанцы сдают все оружие, кроме холодного и офицерских револьверов, и всех лошадей, кроме запряженных в повозки, где повезут раненых, но сохраняют знамена, которые должны свернуть, - и пусть уходят. Взамен рифы обязались обеспечить их водой, некоторым количество продовольствия и, до окрестностей Мелильи (40 километров), охраной от «диких» мародеров.

Ни о чем лучшем не приходилось и мечтать, однако когда доны, сдав оружие и лошадей, двинулись в путь, берберы атаковали длинную, почти безоружную колонну. По сей день неведомо, то ли осаждавшие нарушили слово, то ли авангард основных сил, ничего о договоре не знавший, увидев испанцев, ударил, не разбираясь, - известно только, что указания на резню Абд аль-Крим не давал (сам он никогда не убивал пленных, отправляя их на земляные работы). Но, как бы то ни было, большинство уходящих погибло.

Уцелеть посчастливилось лишь шести сотням солдат и генералу Наварро, получившему в ходе резни 11 ранений. В целом, под Анвалом и Монте-Арруит испанские потери составили около 13 тысяч человек убитыми и пленными, рифам досталось боее 20 тысяч винтовок, 400 пулеметов, 129 орудий, - и за все это они расплатились примерно тысячей «двухсотых». По европейским меркам, солидно, но по понятиям гор цена была более чем приемлема.

Случившееся при Анвале и сегодня считается в Испании национальным горем и позором, а уж как восприняло трагедию тогдашнее общество, сложно себе и представить. «Мы живём в период наиболее острого испанского декаданса, - кричал с трибуны кортесов Индалесио Прието, старейший политик Испании. - Поражение при Анвале — это полный, полнейший, абсолютный провал испанской армии и короны!». Пресса и вовсе выла. Генерала Фернандеса Сильвестре, вопреки традиции чтить павших, - а что он пал храбро, было известно, - посмертно честили, как «первого испанского генерала, потерявшего в Африке свое оружие», хотя к капитуляции Наварро дон Мануэль не имел никакого отношения по самой уважительной причине.

Да и не только Испания была потрясена. Ранее самым страшным поражением европейцев в Африке, - своего рода эталоном полной северной лисички, - считалось Адуа, но гибель армии Фернандеса Сильвестре затмила все эталоны. В Эфиопии итальянцам противостояла все-таки регулярная армия пусть отсталой, пусть феодальной, но Империи, имевшей тысячелетнюю традицию войн, к тому же (вместе с ополчением) числом превосходившая войска гордых потомков римлян в шесть раз, с более или менее сравнимым вооружением. А здесь какие-то номады, мужественные, но диковатые, при паре стареньких пушек и без единого пулемета, уничтожили армию, вчетверо большую. Причем, в отличие от итальянцев, считавшихся в Европе солдатами чуть лучше румынских, в доблести испанцев никто никогда не сомневался.