Лев Вершинин - Дорога без конца (без иллюстраций)

Неудивительно, что после победы рифов репутация метрополии в «зоне влияния», строившаяся 70 лет и выстроенная с огромным трудом, рухнула ниже плинтуса. Даже самые вчера еще лояльные племена, даже самые прикормленные каиды поднимали знамя войны и посылали гонцов с присягой в ставку Абд аль-Крима, всего за один день ставшего не «первым среди равных», а недосягаемым и не подлежащим критике авторитетом.

Развивая наступление на волне успеха, берберские отряды, увеличившись, как минимум, вдвое, - с 3 тысяч до почти семи, - шли по колонии победным маршем, сметая блок-посты и почти не встречая сопротивления занимая города. Пал Хаэн, на грани падения оказалась Мелилья, не укрепленная и практически не имевшая гарнизона (40 солдат караульной службы не в счет), однако тут донам повезло: им на подмогу пришел Раисули, ревниво посматривавший на удачника, слава которого грозила затмить его славу.

При его поддержке, - а он в этом районе был по-прежнему популярен, - первые отряды рифов отбросили, а потом в город морем прибыли элитные части испанских войск, включая Легион, и штурмовать Мелилью стало поздно. Как и развивать задуманное Абд аль-Кримом наступление на Тетуан. Более того, испанцы, возглавляемые Франко и другими инициативными офицерами среднего звена, начали контрнаступление, сумев восстановить контроль над многими потерянными областями, в том числе, и над Монте-Арруит, где плачущим солдатам пришлось хоронить останки камрадов, брошенные берберами на расклев грифам.

Впрочем, успехи эти можно было считать успехами лишь на фоне Анвала, для пропаганды, общее же положение не радовало. Система фортом рухнула, с побережья кого-то успели эвакуировать, колонисты, жившие у границы, бежали к французам, но количество погибших, военных и гражданских, удручало: по достаточно достоверным данным, к погибшим в Анвальской экспедиции следует добавить 16-17 тысяч солдат, уничтоженных на территории ранее лояльных племен.

Всего за два месяца Абд аль-Крим очистил от испанцев практически всю «зону влияния» с населением под 700 тысяч душ, потерпев неудачу лишь в попытках захватить города побережья. Однако и Сеута, и Мелилья, и Тетуан и кое-что поменьше, превратились в хронически осажденные крепости, высунуть нос за пределы которых не рисковал никто.

А 19 сентября 1921 представители всех двенадцати рифских племен, собравшись на курултай, объявили о создании независимого Рифского эмирата, «единого и неделимого», главой которого с на безальтернативной основе стал Абд аль-Крим, и это уже было самое настоящее государство, организованное по проекту, написанному эмиром. С разделением ветвей власти и правительством на европейский манер (сам Абд аль-Крим взял на себя руководство обороной и внутренними делами), с конституцией – не конституцией, но Кодексом, определившим порядок решения споров между племенами и «отказ навеки» от междоусобных войн и кровной мести.

Позаботились и о единой идеологии, без которой нации не рождаются, естественно, на базе «коранического ислама», параллельно запретив употребление не помянутых в Коране чая и табака. Ну и, конечно, армия. Пусть и и не 20-30 тысяч обученных бойцов, оснащенных самым современным оружием, как мечтал эмир, но все же 7 тысяч регулярных войск плюс 80000 резерва, обязанного охранять свои территории и «не менее 15 дней из каждых 60» служить там, куда повелит идти главнокомандующий.

В целом, 1922-й стал для рифов годом интенсивного государственного строительства, можно сказать, «большого скачка» к каким-никаким, но нормам ХХ века. С точки зрения эмира, это было так важно, что даже военные проблемы отошли на задний план, тем паче, что испанцы были и тому рады, что их не трогают, а на Сеуту и Мелилью не претендовал сам Абд аль-Крим. Зато международные связи он налаживал из всех сил. Разумеется, с учетом новых реалий.

Ни на Германию, лежавшую в руинах, ни на воюющую Турцию рассчитывать не приходилось. Далекая и непонятная РСФСР, единственная страна, официально приветствовавшая победу «трудящихся масс Марокко над испанским колониализмом», ничем путным помочь не могла (Иса Тагаев и Карл Зунделевич, агенты Коминтерна, неисповедимыми путями добравшиеся до ставки эмира, вскоре уехали). А вот с Францией, как ни странно, контакты завязались. Разумеется, негласные, но прочные: элиты Парижа, кроме того, что злились на Мадрид за двусмысленную позицию в период Великой Войны, были не прочь установить «эффективное влияние» в испанской зоне.

Так что, материальная помощь, - скрытно, через «международный» Танжер, - шла регулярно, но куда важнее была поддержка информационная. «Независимые СМИ» la belle France на всю Европу раскручивали «освободительную борьбу гордых рифов», делая упор на слово «республика», и умница Абд аль-Крим отреагировал: 1 сентября 1922 «Рифский эмират» преобразовали в «Конфедеративную республику народов Рифа» с чем-то типа конституции, после чего эмир (в статусе «президента») официально запросил Лигу Наций о признании. Признания, конечно, не последовало, но вопрос обсудили публично, а это было уже много.

Зато Испанию лихорадило. «Анвальский кризис» обнажил и обострил все тщательно заметавшиеся под ковер проблемы, военные расходы повлекли за собой инфляцию, предприятия банкротились, население теряло работу и сердилось, - по всей стране шли митинги, террор анархистов, особенно в Каталонии, - стал повседневной реальностью, а либеральный кабинет, в спокойные времена как-то скрипевший, столкнувшись с вызовом не то, что не справлялся. Сеньоры министры попросту показывали полную некомпетентность, стараясь кормить общественность лозунгами про «беспримерные успехи».

Ранее такое проходило, но теперь не получалось. Люди просто не понимали, ради чего идет такая дорогая и кровавая война, людям не нравились «волны призывов» и отправка молодежи на фронт, а еще больше накалял настроение закон, согласно которому призывник, имеющий возможность уплатить немалую сумму, освобождался от направления в Африку. Как бы красиво «системные либералы» это ни объясняли, разговоры про «правительство, оплачивающее свои ошибки кровью простых людей» не прекращались, сислибов понемногу начинали ненавидеть, в военных кругах их брезгливо презирали, а после завершения работы комиссии по расследованию причин поражения презрение накалилось добела.

Выводы ее оказались плевком в лицо армии. Густой поток пустых слов, смысла с гулькин хвост. Вся вина возлагалась на покойного Фернандеса Сильвестре, - дескать, «проявил халатность и бездарность», - и Наварро, «опозорившего испанский флаг трусостью», и всё. Никаких имен и никаких рекомендаций. Очень, конечно, удобный получился доклад, кортесы и паркетные мадридские генералы его к сведению охотно приняли, - но в войсках, держащих фронт, то есть, почти в трех четвертях армии, пошло брожение.