Лев Вершинин - Дорога без конца (без иллюстраций)

Учитывая нравы и понятия эпохи, в общем, логично. Нелогично другое. Подав в Конгресс законопроект, неформально одобренный президентом, и проследив за утверждением его в Сенате, военный министр с функциями премьера, вместо того, чтобы дождаться голосования в нижней палате, 10 августа отправился в городок Темперли, где расположилась повстанческая армия, общаться с единомышленниками. И совсем нелогично, что в тот же день Иполито Иригойен по просьбе сеньора Пеллегрини отпустил пленника в столицу, к больной жене, взяв только слово не заниматься политикой.

Зачем? И зачем? Совершенно непонятно поныне, но уже тогда было ясно, что это ошибка, цена которой окажется высока. И действительно, 11 августа, пользуясь отсутствием «министра-председателя» сеньор Рока и сеньор Пеллегрини, естественно, нарушивший слово, сумели, побеседовав с каждым депутатом наедине (слабости каждого они знали прекрасно) убедить нижнюю палату слегка изменить текст законопроекта о вмешательстве. Всего-то-навсего убрав из формулировки «вмешательство в связи с нарушением выборного законодательства» слово «выборного», а тем самым, превратив законный протест граждан в мятеж.

Ситуация зависла. На следующий день, спешно вернувшись в столицу и не сумев переубедить депутатов, дон Аристобуло сообщил офицерам-радикалам, просившим дать «красный сигнал», что «беззаконие порождает хаос» и подал в отставку, а дон Леандро, оставшийся в Темперли, потребовал, чтобы племянник срочно объявил начало «революции в национальном масштабе» и вел войска на беззащитную столицу.

Разговор вышел намного тяжелее прежних, . Иригойен очень любил дядю, с детства равнялся на него, и Алем любил племянника, как сына, но дон Иполито давно уже руководил своей организацией единолично, и после провала Парковой Революции пришел к выводу, что дядя, гениальный трибун и партийный организатор, в условиях вооруженной борьбы меньше, чем ноль.

Кончилось чуть ли не ссорой. Как ни горячился пламенный идеалист, позиция практика, - «Мы правовое государство, а не Венесуэла, где министров назначают пушки. Пропасть в два прыжка не перепрыгивают. Восстание да, война нет», - не менялась ни на йоту. Больше того, племянник, в свою очередь, потребовал, чтобы дядя послал в провинции приказ начинать переговоры.

Однако об этом, в свою очередь, не хотел и слышать закусивший удила дядя. 14 августа, через два дня после отставки дель Валье, сеньор Алем послал в Росарио, столицу провинции Коррьентес, где его влияние было безгранично, телеграмму с указанием начинать. Не что-нибудь, а то самое. «В национальном масштабе». Что и было сделано в тот же день, - после чего из Росарио в Темперли полетела телеграмма: спешите, мы ждем, Viva lа Revolucion Nacional!

Реакцию Иригойена на очевидную попытку поставить его перед фактом, - дескать, - Революция только начинается, не помочь нашим людям прямая измена! – можно представить. На сей раз ссора вышла без «чуть ли». После отказа Иполито от участия в «авантюре» с дополнением, что «мальчишеские эмоции опять превратили революцию в государственное преступление, обреченное на разгром», дон Леандро кинулся было в драку, но сдержался, ограничившись яростным «Негодяй!», и через покинул город, недели на две выпав из виду. С этого момента ГРС раскололся на «практиков», ориентировавшихся на Иригойена, и «романтиков», считавших его предателем, а дона Леандро святым.

Личная ссора, впрочем, вскоре сошла на нет, «великая взаимная привязанность, - пишет Хосе Мадеро, - естественным образом преодолела гнев, но политически с этого дня каждый из них шел своим путем. Встречи их стали редки, до самой смерти Алема они виделись не более десятка раз, но Иригойен в течение всей жизни никогда не критиковал дядю, отзывался о нем с высшим уважением и требовал того же от всех остальных».

Как бы то ни было, Иполито Иригойен начал переговоры. С позиции силы, но без шантажа, - и кое-каких уступок добился. «Революция» в провинции Буэнос-Айрес решением Сената была признана «законным протестом», итоги выборов на нескольких участках власти обещали пересмотреть, и 25 августа областной комитет Радикального гражданского союза принял решение сдать оружие и распустить ополчение по домам.

«Итоги, - размышляет Густаво Менендес, - трудно охарактеризовать одним словом. По-видимому, революция в провинции Буэнос-Айрес была побеждена, но радикалы провинции победили. Или, во всяком случае, на тот момент именно так это выглядело». Правда, на первых порах победители, решив показать характер, устроили небольшие репрессии, - но именно небольшие. Кого-то закрыли на пару недель, кого-то на пару месяцев, Иполито же Иригойена и самых близких к нему людей выслали в Монтевидео, позволив вернуться лишь в декабре.

Как по мне, достаточно мягко. А вот во «внутренних» провинциях, где повстанцы взяли власть или были к этому близки, наоборот. Там разгоралось все ярче, - без плана, без связи, без организации, с минимальным вооружением, - но этого требовал в телеграммах и письмах дон Леандро, чей авторитет в глубинке был непререкаем. Сверх того, повстанцы подхватили лозунг о «национальной революции», а 7 сентября восстал и Тукуман. Что было уже не просто ошибкой, но ошибкой фатальной. «Национальная революция», то есть, мятеж против центральной власти Конституцией рассматривался, как государственное преступление, без малейших трактовок.

Так что, очень скоро мощная армия двинулась на подавление, и легко справилась, 21 сентября задавив мятежный Сан-Луис, 25 сентября – Тукуман, а на следующий день были окончательно разбиты повстанцы в Санта-Фе. В состоянии мятежа оставался только Коррьентес, - вернее, его столица, Росарио, куда 24 сентября, спрятавшись под мешками с углем, прибыл лично Леандро Алем, принятый населением как герой и немедленно, - всенародным вече, - провозглашенный временным президентом всея Аргентины и главкомом Народной Армии – 6000 стволов. Правда, не у всех и без арты, зато с ВМФ – команда малого крейсера Los Andes, стоявшего в порту Росарио, арестовала капитана и присоединилась к восстанию «С целью защиты прав народа и борьбы против существующего в стране режима диктатуры».

Тем не менее, ситуация была скверной. Подавив мятежи в провинциях, лично генерал Рока двинулся на Росарио, и после поражения Los Andes, пытавшегося остановить доставку к городу войск в тяжелом речном бою у Эль-Эспинильо правительственные войска блокировали город с реки и суши, предъявив ультиматум: капитуляция или тотальная бомбардировка. Принимать решение «президент» предложил народу, и народ, какое-то время покричав, пришел к выводу, что шансов выстоять нет, и если Рока обещает, что расстрелов не будет, значит, так тому и быть.