Лев Вершинин - Дорога без конца (без иллюстраций)

Дословно не воспроизвожу, - слишком длинно и вычурно, - а если вкратце, где-то так «У нас нет никакой, и не может быть никакой другой объединяющей идеи, кроме патриотизма… Мы должны научиться ценить и оберегать существующее жизнеустройство. Понимать, как в этом жизнеустройстве выражаются наши базовые ценности: семья, вера, сплочённость, Родина. И конечно - справедливость, недостаток которой может вносить в общество раскол, создавать почву для деятельности революционных маргиналов и, в конечном счёте, разрушать, казалось бы, незыблемые устои государственности».

Короче говоря, сами понимаете: Родина и Порядок. И когда на рассвете 10 января в обезумевший город вошли войска, - пока еще немного, - группы «патриотов», общим числом уже несколько сот злых парней при оружии, на авто (успешные люди типа тех же братьев Васена не поскупились), успевшие за ночь и пострелять, и понюхать крови, и оценить вкус вседозволенности, присоединились к ним, выполняя в рабочих районах ту работу, на которую у служивых еще не было приказа.

Их число росло, они рвались в бой, у них не было никаких комплексов, кроме комплекса неполноценности перед дедами, которые воевали за Аргентину в веселое старое время, они очень хотели убивать всех, кто устроил в их Байресе такой беспредел, и они убивали. Или, как минимум, калечили. Всех подряд, хоть сколько-то похожих на «быдло», неважно, при оружии или нет, быстро входя во вкус и очень скоро избавившись от всей воспитанности, которую им с детства привили мамы и папы.

А затем, 11 января, войск стало больше, - под 30 тысяч, - и дело пошло бодрее. Опять жертвы, много жертв, в основном, среди «смутьянов». Как пишет Хосе Ромарис, офицер и участник событий в книге «Трагическая неделя», в своих телеграммах с пометкой «по прочтении сжечь» генерал Деллепиан приказывал: «в воздух не стрелять, сделать предупреждение на 50 лет вперед, пресекать активность любых вооруженных или невооруженных групп, кроме молодежи из патриотической милиции, имеющей право действовать автономно».

Такое доверие вдохновляло «патриотов» на новые подвиги. Они готовы были бить. Но кого? Что вооруженное быдло, понятно. Что невооруженное быдло, невесть зачем появившееся в «чистых» кварталах, тоже ясно. А вот дальше сложности. Максималиста, анархиста и большевика, если он без оружия, хорошо одет и ведет себя тихо, хрен вычислишь. Как и профсоюзного активиста. И с каталонцами, которые все террористы, стало быть, подлежат убою, та же закавыка.

А с русскими еще хуже. Их в тогдашней Аргентине никто в глаза вообще не видел и как они выглядят, подсказать было некому. На лбу ж не написано, verdad? Хотя… Есть же целый квартал этих самых русских. То есть, евреев, но из России, где все большевики сплошь евреи, - так и в газетах пишут, - а следовательно, все евреи сплошь большевики. И живут, очень кстати, в отдельном квартале, и выглядят так, что ни с кем не спутаешь.

Так начался погром. Первый и последний погром в Латинской Америке, бессмысленный и невероятно жестокий, на фоне которого, скажем, Кишинев-1903 или петлюровские экзерсисы выглядят мелким озорством. При это, что самое любопытное, били не евреев как таковых: еврейских врачей, юристов и даже лавочников из «чистых» кварталов не трогали, - ибо ну и что, что еврей? Наш же, аргентинский. И даже «русским», определив по пейсам и лапсердаку, если те орали «¡Soy argentino!» давали шанс, предлагая спеть национальный гимн, и ежели пойманный справлялся с заданием, отпускали.

Иное дело, что «русские» были, в основном, иммигрантами, носа из своего квартала не высовывающими, не то что гимна, даже испанский плохо знали, да и в русском не доки. А это ставило точку над всеми i: безусловно, большевики. Или, в крайнем случае, максималисты. И убивали. А потом начали и насиловать. В самых изысканных вариациях. А если щадили, тащили в участки, где шанс выжить появлялся, но сохранить здоровье не было ни малейшего.

Тем не менее, в течение всего дня забастовщики, которых, наверное, лучше уже называть повстанцами, пережимали. С войсками старались не связываться, но полицию и «патриотов» теснили, и к вечеру «Пятерка» огласила цели и задачи: бессрочная всеобщая «революционная» забастовка, а если власти намерены говорить, то пусть сперва освободят всех политических, в том числе, Симона Радовицкого, террориста Numero Uno.

Со своей стороны, правительство пыталось как-то обуздать стихию, пока армия не взялась за дело всерьез. Лично дон Иполито призвал «уважаемых людей труда» начать переговоры и завершать забастовку, гарантируя «достойный компромисс с капиталом» и освобождение всех задержанных, за исключением террористов, после чего руководство «Девятки» официально сообщило о наличии договоренностей, заявив, что стачку нужно прекращать. Однако организация в целом призыв проигнорировала, ориентируясь уже на «Пятерку», - и забастовка расширялась, захватывая столицы провинций.

В ночь с 11 на 12 января армия, наконец, начала зачистки. Стрельба не затихала. Кто с кем дрался, сложно понять, но трупы были, а это нагнетало градус озлобления. Полиция, войсковые патрули и «патриоты» прочесывали «грязные» кварталы, а заодно и «не очень чистые», в ходе «рейдов» стреляя и рубя все, что не понравилось. Или, как минимум, сжигая книги, потому что хороших книг у оборванцев не бывает, а в плохих книгах всё зло.

Вязали и тащили в тюрьмы всех, у кого руки с мозолями, - тысячами. Еврейский квартал, правда, оставили в покое (за тех, кто с бородами и пейсами епископ заступился), зато, наконец, нашли вожделенного русского, - и этот бесспорный русский, иммигрант Серхио Суслов, оказался связан с «русским» социалистом Пини Вальдом. А что сеньор Вальд был не просто социалистом, а социалистом из «Поалей Цион», а сеньор Суслов просто снимал комнату в одном с ним доме, это уже были сущие пустяки.

Вечером 12 января вся «приличная» пресса в экстренных выпусках выдала ошеломительную сенсацию: разговоры о «руке Москвы» подтвердились! взяты с поличным члены потенциального Реввоенсовета, посланные лично Троцким: будущий «президент-диктатор Аргентинской Советской Социалистической Республики» Вальд и будущий глава её ВЧК Суслов. В чем оба полностью сознались «в ходе допроса с соблюдением всех норм законности». И если это кажется бредом, то бедным Пини и Серхио, подписавшим все, что велели, смешно не было (о «всех нормах» г-н Вальд, выживший чудом, потом расскажет в книге «Кошмар», переведенной на множество языков, но на испанский только в 1973-м). А тогда все принималось всерьез, и дикие подробности о «русских боевиках с пулеметами», защищавших «комиссара Суслова», тоже.

И зашкаливший накал перезашкаливал. Даже сдержанная La Epoca уходила в обобщения: «Небольшое меньшинство, которое в темноте готовит и совершает зверства, пользуясь тактом и безмятежностью правительства, должно знать, что терпение кончилось. Да, мы говорим, что это крошечное меньшинство, всего 1, 18% населения республики и 1,79% жителей столицы, и пусть, конечно, не все они авторы событий, но так или иначе виноваты все, потому что в узком их кругу все известно обо всех, и недонесение равноценно укрытию преступников, присланных кровавым Троцким».