Николай Троицкий - 1812. Великий год России [Новый взгляд на Отечественную войну 1812 года]

Наполеон разгневался на Жюно не меньше, чем ранее на Жерома (короля именно этих вестфальцев). «Жюно упустил русских. Из-за него я теряю кампанию!» — негодовал император (19. С. 116). Он хотел сместить Жюно и назначил было на его место Ж. Раппа [487] Ibid. P. 202. , но давняя привязанность к соратнику с 1793 г. побудила его смягчить удар. Он только сделал Жюно гневный выговор через Мюрата, который еще добавил от себя: «Вы недостойны быть в армии Наполеона последним драгуном!» (32. Т. 7. С. 543–544). Все это надломило и карьеру, и жизнь генерала Жюно: через несколько месяцев он сошел с ума и вскоре покончил с собой, так и не став маршалом, хотя наши историки и романисты дружно величают его таковым (12. С. 309; 16. С. 253; 34. С. 115) [488] Ростунов И.И. П.И. Багратион. М., 1970. С. 102; Михайлов О.Н. Генерал Ермолов. М., 1983. С. 227; Орлик О.В. «Гроза двенадцатого года…» М., 1987. С. 183. Впрочем, называют маршалами, говоря о 1812 г., и Ю. Понятовского, и Ж.-А. Лористона, и О. Себастиани, и П. Дарю, и Ж. Раппа (32. Т. 7. С. 714; Бескровный А.Г. Отечественная война 1812 г. М., 1968. С. 10; Он же. Русское военное искусство XIX в. М., 1974. С. 106; Бородино. 1812. М., 1987. С. 243; Сироткин В.Г. Отечественная война 1812 г. М., 1988. С. 35, 64, 125, 203), хотя Понятовский стал маршалом лишь в 1813 г, Лористон — в 1823, Себастиани — в 1840, а Дарю и Рапп (как и Жюно) вообще не получили этого звания. Обо всех 26 маршалах Наполеона см.: Dunn-Pattison М.А. Napoleon's Marshals. L., 1909; Делдерфилд Р.Ф. Маршалы Наполеона. М., 2001; Шиканов В.Н. Созвездие Наполеона. Маршалы Первой империи. СПб., 2002. .

Бой при Лубино закончился таким же, как и под Смоленском, планомерным отступлением Барклая де Толли и еще раз показал, с одной стороны, исключительную стойкость русских войск, а с другой — недостаточную оперативность разноплеменного воинства захватчиков. «В их (русских. — Н.Т.) поражении было почти столько же славы, сколько в нашей победе», — признавал Ф.-П. Сегюр (44. T. 1. С. 270). После сомнительной победы в Смоленске Наполеон болезненно воспринял тяжелые потери французов при Лубино (8–9 тыс. человек против 6 тыс. русских) [489] МО ИРВИО. 1913. Т. 4. Ч. 1. С. 346–348. , смерть Ш.-Э. Гюдена и, главное, неудачу очередной попытки отрезать и разгромить хотя бы одну русскую армию. Вновь и еще более озабоченно, чем в Витебске, он стал обдумывать результаты и перспективы кампании.

Бытующий в нашей литературе вывод о том, что к Смоленску «результат стратегических замыслов Наполеона оказался равным нулю» (16. С. 116) [490] Гарнич Н.Ф. 1812 год. М., 1956. С. 92. , принять нельзя. Наполеон занял огромную территорию (больше полудесятка губерний), проник в глубь России на 600 км, создал угрозу обеим ее столицам. За Смоленском русские войска до самой Москвы не имели больше опорного пункта. «Ключ к Москве взят» — так оценил падение Смоленска М.И. Кутузов [491] Русская старина. 1912. № 7. С. 9. . Однако Наполеон понимал, что «была побеждена только местность, но не люди» (44. T. 1. С. 195). Главное, к чему он стремился и что должно было, по его расчетам, быстро кончить войну (т. е. разгром вооруженных сил противника), ему в Смоленске не удалось, как не удавалось ранее ни в Вильно, ни в Витебске. Призрак решающей победы, второго Аустерлица, за которым Наполеон тщетно гнался от самой границы, и на этот раз ускользнул от него.

Стратегия Барклая де Толли приводила к тому, что война затягивалась, а этого Наполеон боялся больше всего. Растягивались его коммуникации, росли потери в боях, от дезертирства, болезней и мародерства, отставали обозы, а возможность использовать местные ресурсы сводилась к минимуму, почти к нулю, сопротивлением народа, возраставшим с тех пор, как французы вступили в коренную Россию, буквально день ото дня.

Наполеон начал опасаться, что ему «предстояла новая Испания, но Испания без границ…» (17. С. 308). Между тем не только его собственный, но и русский штаб «по удостоверению пленных» знал, что силы «Великой армии» уже «крайне изнурены и повсеместно нуждаются в продовольствии» [492] РНБ РО. ф. 859, к. 30, д. 30, л. 4 об. .

В таком положении Наполеон обсудил с ближайшими соратниками кардинальный вопрос: идти на Москву или остановиться? На этот раз и сорвиголова Мюрат был против дальнейшего наступления. Он даже бросился на колени перед Наполеоном со словами: «Москва нас погубит!» (44. T. 1. С. 245–246). Наполеон решился закончить «первую русскую кампанию» в Смоленске. «Мы отдохнем, опираясь на этот пункт, — объяснил он свой план, — организуем страну и тогда посмотрим, каково будет Александру… Я поставлю под ружье Польшу, а потом решу, если будет нужно, идти ли на Москву или на Петербург» (19. С. 113).

Шесть дней размышлял Наполеон в Смоленске и вынужден был оставить этот план. Выяснилось, что зимовать в Смоленске нельзя, так как прокормиться за счет местных ресурсов армия не могла, а подвоз продовольствия из Европы сулил чрезмерные расходы и трудности. Тут приходилось думать о прекращении уже не одной кампании, а войны вообще.

Именно в Смоленске Наполеон впервые попытался вступить с Александром I в переговоры о мире через пленного генерала П.А. Тучкова. «Мы уже довольно сожгли пороху и довольно пролито крови, и когда-нибудь надобно же кончить», — заявил он своему пленнику [493] Тучков П.А. Мои воспоминания о 1812 г. // Русский архив. 1873. № 10. С. 1962. . Предлагая «заключить мир», он угрожал на случай отказа: Москва непременно будет занята, а это обесчестит русских, ибо «занятая неприятелем столица похожа на девку, потерявшую честь. Что хочешь после делай, но чести возвратить уже невозможно» [494] Там же. С. 1963. . Александр I на это предложение (как и на все последующие) ничего не ответил.

В ночь с 24 на 25 августа Наполеон неожиданно для своих маршалов приказал выступать из Смоленска на Москву, в погоню за русскими армиями. Может быть, таким образом он хотел подтолкнуть Александра I к согласию на мирные переговоры, тем более что П.А. Тучков выразил сомнение в том, что Царь согласится на это. Идти вперед побуждали Наполеона и утешительные известия с флангов: на юге К.Ф. Шварценберг и Ж.-Л. Ренье по крайней мере сковали действия А.П. Тормасова и Ф.Ф. Эртеля (П.В. Чичагов вообще пока о себе не заявлял), а на севере один из лучших генералов «Великой армии», Л.-Г. Сен- Сир, присоединивший к своему 6-му корпусу 2-й корпус маршала Н.-Ш. Удино, накануне раненного, в двухдневном сражении, 17–18 августа, у Полоцка взял верх над корпусом П.Х. Витгенштейна и отбросил его за р. Дриссу с большими потерями (5,5 тыс. человек), сам потеряв при этом 3 тыс. [495] Дорман М.Л. Оборона путей на Петербург. М., 1912. С. 24–29; Saint-Syr G. Mémoires… V. 3. Р., 1831. P. 79–99; РГВИА. Ф. 474, оп. 1, д. 96, л. 32. Правда, развить свой успех Сен-Сир не сумел, но инициативу у Витгенштейна он вырвал. Довольный Наполеон 27 августа произвел Сен-Сира в маршалы [496] Saint Syr G. Op. cit. T. 3. P. LVII. .