Питер Франкопан - Первый крестовый поход: Зов с Востока

По мере приближения крестоносцев к Константинополю Алексей I предпринял дополнительные меры к тому, чтобы произвести хорошее впечатление на наиболее влиятельных лидеров. Он отправил военачальникам послания, в которых отметил, что в столице их ждет сердечный прием, и еще раз подчеркнул свое дружеское отношение. В послании он подтвердил связывающие их узы солидарности, говорил о братских чувствах и даже представил себя как заботливого отца {542} 542 Raymond of Aguilers, I, p. 18; J. Shepard, '"Father" or "Scorpion"? Style and substance in Alexios' diplomacy', in M. Mullett and D. Smythe (eds.), Alexios I Komnenos – Papers (Belfast, 1996), pp. 80–2. . При этом император внимательно следил за контактами между предводителями отрядов, чтобы не дать им возможность объединиться до того, как они достигнут Константинополя {543} 543 Анна Комнина. С. 284. . Тревожась о том, что одновременное прибытие большого количества людей может привести к сбоям в снабжении, он думал и о более существенной опасности – возможном нападении на столицу. Поэтому Алексей I принял меры к тому, чтобы связи между отрядами крестоносцев регулярно прерывались {544} 544 Там же. . Кроме того, он старался избегать проблем, приглашая предводителей к себе на аудиенцию до подхода их отрядов. Гуго де Вермандуа и Боэмунда доставили в столицу задолго до подхода их армий {545} 545 Там же. С. 280; 291; Деяния франков. I, pp. 5–6; II, p. 11. . То же можно сказать и о других лидерах, странствия которых были описаны менее подробно (в частности, о Стефане де Блуа и графе Фландрии Роберте).

Раймунд Тулузский не хотел встречаться с императором в одиночку: граф понимал, что въезд в Константинополь без солдат ослабит его позиции на переговорах {546} 546 Raymond of Aguilers, II, p. 22. . Его подозрения были вполне обоснованны, потому что у Алексея I действительно был тайный мотив встречаться с руководителями крестоносцев поодиночке: они должны были подтвердить свою покорность императору.

Алексей I был гостеприимным хозяином: предводителям крестоносцев он устроил роскошный прием. Летом 1097 года Стефан де Блуа в письме своей супруге Аделе, дочери Вильгельма Завоевателя, восторженно рассказывал об отношении к нему в столице империи. «Алексей I осыпал дарами всех графов и герцогов, – писал он, – и лично позаботился о том, чтобы западных рыцарей хорошо снабжали всем необходимым». «Мне кажется, что в наше время ни один принц не обладает характером, отличающимся такой цельностью. Ваш отец, любовь моя, сделал много великолепных подарков, но он почти ничто по сравнению с этим человеком. То, что я написал о нем несколько слов, чтобы вы составили себе представление о том, какой это человек, доставило мне удовольствие» {547} 547 Barber and Bate, Letters., p. 16. .

Письмо Стефана дает нам возможность оценить уровень внимания, которое уделял ему Алексей I. Император принимал его во дворце десять дней, вручил ему множество подарков и попросил прислать в Константинополь его сына, чтобы выразить ему почтение в «величественной и изысканной манере». В итоге Стефан стал считать императора не только прекрасным человеком и щедрым благодетелем, но и смотрел на него «как на отца» {548} 548 Ibid., pp. 15–16. .

Письмо Стефана предшествует произошедшему в будущем кризису в отношениях между императором и крестоносцами. Но в более поздних письмах также сообщается о щедрости Алексея I. По словам Фульхерия Шартрского, который участвовал в Первом крестовом походе, император раздавал большое количество монет, а также очень ценные одеяния из шелка {549} 549 Fulcher of Chartres, I.9.iii, p. 80. . Другой очевидец, насмехаясь над щедростью и доверчивостью Алексея I, указывает, что европейцев поощряли просить все, что они пожелают, включая золото, серебро, драгоценные камни и мантии {550} 550 Ralph of Caen, 18, p. 42. . Даже если согласие императора удовлетворить любую просьбу – преувеличение, эти слова многое говорят о его огромном желании заручиться личной поддержкой предводителей похода. Его щедрость казалась просто безграничной.

Источники также согласны с тем, что наиболее влиятельные лидеры крестоносцев лично встречались с Алексеем I. Такой подход радикально отличался от обычного поведения басилевсов. Видных иностранцев, посещавших Константинополь, как правило, держали на почтительном расстоянии от императора. Княгиню Ольгу, главу правящей династии в Киеве, прибывшую в столицу в середине X века, пригласили только откушать десерт с Константином Багрянородным {551} 551 De Cerimoniis, II.15, 2, p. 597. , а посол германского императора, посетивший Константинополь примерно в это же время, дожидался несколько дней, пока глава государства согласился его принять {552} 552 P. Chiesa (ed.), Liudprandi Cremonensis. Antapodosis; Homelia paschalis; Historia Ottonis; Relatio de Legatione Constantinopolitana (Turnhout, 1997), Relatio, I.1, pp. 238–9. .

В X веке аудиенция у византийского императора была очень пышной, продуманной до мелочей процедурой. Как вспоминал Лиутпранд из Кремоны, «перед троном императора стояло дерево из позолоченной бронзы, на ветвях которого, сделанных также из позолоченной бронзы, сидели птицы разных размеров, которые пели так же, как их оригиналы в природе … Громадные львы (хотя было непонятно, из чего они были изготовлены – из дерева или латуни, но они, определенно, были покрыты золотом), казалось, охраняют [императора], и когда они били хвостами о землю, то рычали, открыв пасти и высунув дрожащие языки. Два евнуха, на плечи которых я опирался, привели меня к этому месту в покоях императора». В этот момент механическое устройство подняло трон к потолку, на высоту вне досягаемости иностранного гостя {553} 553 Ibid., Antapodosis, VI.5, pp. 197–8. .

Общаясь с крестоносцами, Алексей I предпочел стиль, от которого его предшественники пришли бы в ужас. Император прибег к неформальному общению, рассчитывая привлечь симпатии европейцев. Некоторые даже пришли к выводу, что Алексей I зашел слишком далеко: во время одного из приемов слишком уверенный в себе рыцарь уселся на императорский трон, который пустовал, потому что его хозяин находился в самой гуще гостей. Его одернул другой рыцарь, но наглец продолжал вполголоса поносить императора. Он якобы сказал: «Что за деревенщина!» Когда эти слова перевели Алексею I, тот отреагировал спокойно, просто предупредив рыцарей о серьезной опасности, которая исходит от турок {554} 554 Анна Комнина. С. 288–289. О методах Алексея: Shepard, '"Father" or "Scorpion"?', pp. 60–132. .

Самый лучший пример отношений Алексея I с командирами крестоносцев и того, насколько далеко он зашел, чтобы заручиться их поддержкой, – это его общение с Боэмундом. Норманн отличался мощной харизмой, и крестоносцы были безгранично преданы ему. Очень привлекательный внешне, Боэмунд был гладко выбрит – это было необычно для мира, где воины в подавляющем большинстве носили бороды {555} 555 Анна Комнина. С. 362–363. . По словам Анны Комнины, «не было подобного Боэмунду варвара или эллина во всей ромейской земле – вид его вызывал восхищение, а слухи о нем – ужас. В этом муже было что-то приятное, но оно перебивалось общим впечатлением чего-то страшного: его смех был для других рычанием зверя». Ему суждено было стать заклятым врагом Византии и лично императора.