Андрей Сахаров - Дипломатия древней Руси: IX - первая половина X в.

В пользу версии лишь об одном визите Ольги в Византию говорят следующие соображения.

Во-первых, это не простая прогулка, а поездка владетельной особы; ее визит, судя по строгостям византийского церемониала, должен был тщательно готовиться и согласовываться, говоря современным языком, "по дипломатическим каналам". Едва ли императорский двор готов был принять русскую архонтиссу дважды с промежутком в один год.

Во-вторых, необходимо учесть, что вряд ли и пожилая княгиня была способна дважды проделать нелегкое путешествие в Константинополь, причем провести в Византии по меньшей мере около полугода.

Какие же проблемы интересовали Ольгу в Византии помимо крещения и связанного с ним возвышения политического престижа Руси, стремления вывести Русь из того невысокого ряда, который, согласно византийским канонам, она занимала рядом с печенегами и уграми?

Исследователи высказывали мысль о том, что рассказ русской летописи о "сватовстве" императора к Ольге отразил какие-то переговоры княгини в Константинополе по поводу скрепления русско-византийских отношений династическим браком. Не располагая аргументами в пользу того, что текст о "сватовстве" и комплиментах императора ("подобна еси царствовати въ граде с нами") отражает какие-то переговоры о династическом браке, обратим внимание на другое. Крещение Ольги, получение ею титула "дочери" императора — это лишь один из признаков того, что намерения княгини во время этой поездки были тесно связаны с надеждами на получение Русью более высокой политической титулатуры и отражали общую внешнеполитическую линию Руси на совершенствование договорных отношений с империей. Другим таким признаком является та обида, которую княгиня выразила византийскому посольству в Киеве: "…тако же постоиши у мене в Почайне, яко же азъ в Суду…"

Итак, до автора "Повести временных лет" дошли сведения о том, что Ольга, по ее мнению, слишком долго простояла "в Суду". Следует согласиться с этой летописной версией, потому что, по сведениям Константина VII Багрянородного, она была впервые принята во дворце лишь 9 сентября, между тем как русские караваны отправлялись в империю, как правило, летом. В. Т. Пашуто не без основания предположил, что руссы дожидались приема у императора более двух месяцев. Об этом, по его мнению, могут говорить сведения Константина VII о двух выплатах посольству "слебного", первая из которых состоялась 9 сентября и значительно превышала вторую, выданную 18 октября, т. е. через месяц с небольшим {751}.

Какова же была причина столь длительной задержки русского посольства "в Суду"? Историки в основном усматривали ее в подозрительности греков, в их формализме, в желании дать русской княгине почувствовать дистанцию между императором и ею. Такой подход к решению вопроса представляется несостоятельным. Как известно, статус русских посольств и купеческих караванов определялся в предшествующие десятилетия соответствующими статьями договора 907 г., а позднее 944 г. Там четко было сказано, что по прибытии к Константинополю руссов переписывают, выясняя состав их посольства, приставляют к ним особого чиновника, который определяет их на местожительство в русское подворье около монастыря св. Маманта, затем они в соответствующем порядке входят в город и т. д. Но в случае с прибытием в Константинополь великой княгини определенно возник дипломатический казус, сведения о котором отложились в летописи.

Ответ на интересующий нас вопрос можно получить, проанализировав параллельно состав русского посольства и сведения Константина VII Багрянородного.

Если в состав посольства Игоря в Византию, которое по количеству и пышности представительства не имело себе равных на Руси, входил 51 человек, то число сопровождавших Ольгу лиц перевалило за сотню, не считая охраны, корабельщиков, многочисленных слуг. В свиту входили родственник Ольги (анепсий), 8 ее приближенных (возможно, знатных киевских бояр или родственников), 22 апокрисиария, 44 торговых человека, люди Святослава, священник Григорий, 6 человек из свиты апокрисиариев, 2 переводчика, а также приближенные женщины княгини {752}. Состав посольства, как видим, напоминает русскую миссию 944 г. Апокрисиарии, как отмечалось в историографии {753}, являлись представителями от видных русских князей и бояр. Однако, как и в случае с посольством 944 г., за ними, по нашему мнению, не было никакого реального политического представительства. Их связь с видными политическими фигурами древнерусского государства была лишь номинальной, титульной, что было правильно понято византийским двором: апокрисиарии получили посольского жалованья по 12 милиарисиев каждый, т. е. столько же, сколько и купцы, и даже меньше, чем переводчики (15 милиарисиев каждый). Другое дело, что в составе посольства Ольги по сравнению с посольством Игоря появилась новая категория лиц — либо родственники, либо приближенные, которые получили на первом приеме по 20 милиарисиев, что указывает на их высокое место в русской посольской иерархии: больше них получила лишь сама Ольга и ее родственник. Во всяком случае, столь представительного, столь пышного посольства Русь в Византию еще не засылала. Ольга явилась в Константинополь во всем великолепии, со значительным флотом, на котором и прибыло сто с лишним человек одних членов посольства, не считая обслуги. Такая миссия должна была преследовать какие-то исключительные цели.

В этой связи закономерен вопрос: каков же был уровень приема посольства Ольги во дворце? Как известно, в историографии по этому поводу противостоят друг другу две точки зрения: одна говорит о плохом приеме Ольги в Константинополе, мизерных ей дарах, что соответствовало уровню приема захудалых владетелей Востока; другая отмечает высокий уровень приема русского посольства. Рассмотрим фактическое положение дела.

Первый прием Ольги императором 9 сентября проходил так, как обычно проводились приемы иностранных правителей или послов крупных государств. Император обменялся с ней через логофета церемониальными приветствиями в роскошном зале — Магнавре; на приеме присутствовал весь состав двора, обстановка была чрезвычайно торжественной и помпезной. По типу он напоминал прием, описанный Лиутпрандом, епископом Кремонским, являвшимся в 949 г. послом итальянского короля Беренгара при константинопольском дворе. В тот же день состоялось еще одно традиционное для приемов высоких послов торжество, также описанное Лиутпрандом, — обед, во время которого присутствующих услаждали певческим искусством лучших церковных хоров Константинополя и различными сценическими представлениями.