Андрей Сахаров - Дипломатия древней Руси: IX - первая половина X в.

О чем же молили греки богородицу? Каким виделось им последующее развитие событий? Вопросы эти не праздные. Ответы на них помогают приоткрыть завесу над дальнейшим развитием отношений между Русью и Византией. Одолеть "варваров" силой не было никакой возможности, поэтому греки молили о мире. "Ясно покажи, что град укрепляется твоею силою; сколько душ и градов взято уже варварами, — воззови их и выкупи, яко ее всемогущая; даруй же и мир крепкий жителям града твоего" {116}, - взывали греки к богородице. Итак, не об отмщении и победе над врагом молили растерянные жители Константинополя свою заступницу, а о "мире крепком", который, как они думали, могла дать им только "божественная сила". И мир был получен. Ровно неделю продолжалась осада Константинополя, а 25 июня {117} руссы внезапно стали отходить.

Симеон Логофет излагает события несколько иначе. При огромном стечении народа край ризы богородицы был опущен в море, после чего разыгралась буря, разметавшая русские суда. Эта версия нашла отражение в хронике продолжателя Георгия Амартола и "Повести временных лет" {118}. Но очевидцы событий Фотий и Георгий, автор "Слова", а также продолжатель Феофана молчат о буре, якобы послужившей причиной гибели русского флота. Напротив, в принадлежащих их перу источниках говорится о внезапном, неожиданном для греков отступлении руссов. "Нечаянно было нашествие врагов, неожиданно совершилось и удаление их", — говорил Фотий во второй проповеди, где дал религиозную оценку этому факту: руссы сняли осаду, как только ризу богородицы обнесли вдоль стен города {119}. В точном соответствии с данными Фотия трактует этот вопрос продолжатель Феофана: "Руссы возвратились к себе, как только патриарх Фотий умилостивил бога" {120}. Разумеется, истинная причина отступления руссов могла заключаться либо в каких-то событиях военного характера, либо в перемирии, одним из условий которого со стороны руссов было снятие осады и прекращение блокады Константинополя. Что касается военной стороны дела, то ни в одном источнике нет сведений о поражении руссов. Напротив, римский папа Николай I даже упрекал Михаила III за то, что враги ушли неотомщенными. Да и сам Фотий во второй проповеди говорил о том, что возмездие "варварам" не было воздано. Венецианский хронист Иоанн Дьякон отметил, что нападавшие вернулись на родину с триумфом {121}.

На это обстоятельство обращалось внимание в дореволюционной, советской и зарубежной историографии.

Еще А. Л. Шлецер, приписывая поход 860 г. варягам, отметил, что под стенами Константинополя были проведены переговоры, которые он ошибочно связал с позднейшим русским посольством для заключения договора о "мире и любви". М. П. Погодин писал, что "греки… вступили без сомнения в переговоры с напавшею Русью. Предложена была им богатая дань, лишь сняли бы осаду и удалились", но никаких аргументов в пользу этого положения не привел. Подробно аргументировал мысль о проведении русско-византийских переговоров под стенами Константинополя X. М. Лопарев. Опираясь на сведения "Слова" о желании вождя нападавших увидеть императора "для утверждения мирных договоров" и на основании отсутствия сведений о поражении руссов в византийских источниках, он пришел к выводу, что "между греками и русскими заключен был мир и, как тогда выражались, любовь". О заключении под стенами византийской столицы договора "мира и любви" писали А. А. Шахматов, М. Д. Приселков, В. В. Мавродин {122}.

Между тем К. Н. Бестужев-Рюмин считал, что поход киевских князей на Константинополь в 860 г. закончился неудачей {123}. М. В. Левченко, возражая В. В. Мавродину, писал о том, что "ни один источник не сообщает о заключении договора "мира и любви" {124}. Позднее точку зрения М. В. Левченко поддержал Г. Г. Литаврин {125}.

М. Таубе, автор специальной работы о ранних русско-византийских отношениях, оспаривал мнение Лопарева и Шахматова и полагал, что ни о каком договоре в тот момент не могло быть и речи {126}.

В этой связи проанализируем еще раз сведения, содержащиеся в "Слове на положение ризы богородицы во Влахернах" и проповедях Фотия. "Слово" сообщает, что "начальник стольких тех народов для утверждения мирных договоров лично желал его (императора. — А. С.) увидеть" {127}. Обращает на себя внимание категоричность утверждения о том, что заключение мирного договора уже состоялось. Автор "Слова" подчеркивает, что вождь напавших желал утвердить его с императором. Заслуживает внимания и сообщение Фотия о том, что "город не взят по их (руссов. — А. С.) милости" {128}. События приобретают реальные черты: семидневная осада руссами Константинополя, разгром пригородов столицы, невозможность взять ее мощные стены, стремление греков к миру и как результат всего этого начало мирных переговоров под самыми стенами города. Мы можем лишь предположить, что их проводили сановные представители обеих сторон, но для утверждения выработанных мирных условий вождь руссов стремился лично встретиться с византийским императором. Затем последовало внезапное (для массы населения византийской столицы) прекращение осады и отход руссов от Константинополя.

Другим заслуживающим внимания аргументом в пользу заключения перемирия у стен Константинополя, ускользнувшим от исследователей, является факт упоминания Фотием об уходе руссов с огромными богатствами. Во второй проповеди, произнесенной, как известно, после снятия осады, Фотий говорил о руссах как о народе, получившем со времени осады "значение", "достигшем блистательной высоты и несметного богатства" {129}. Если слова о "значении" и "высоте" характеризуют в основном возросший международный авторитет Руси, то упоминание о несметных богатствах, приобретенных руссами в Византии, говорит о материальных результатах похода. Два возможных способа могли использовать руссы для приобретения этого богатства: первый — сохранить за собой все награбленное в Византии имущество: товары, церковные ценности, предметы личного обихода греков; второй — получить за уход от города огромный выкуп, контрибуцию. Мы не знаем точно, что имел в виду Фотий, но и в том и в другом случае Русь могла добиться сохранения богатств путем перемирия. Если допустить, что руссы сохранили за собой богатства, захваченные в ходе нашествия, то, значит, ни о каком поражении их, ни о каком потоплении русских судов разыгравшейся бурей (версия Симеона Логофета) не может быть и речи, а сообщение Брюссельской хроники и Симеона Логофета о неудаче руссов (повторенное русскими летописями) следует расценить как общую оценку похода, который не достиг своей цели — Константинополь устоял. Греки были вынуждены согласиться на сохранение руссами награбленного имущества не в пример событиям в Амастриде, когда руссы обязались вернуть захваченные церковные ценности. Переговоры в данном случае вполне возможны, и не только потому, что они должны были зафиксировать этот почетный отход руссов от города, но и потому, что именно в ходе переговоров мог решиться вопрос о последующем русском посольстве в Константинополь для заключения договора о "мире и любви", сведения о котором содержатся у Фотия, в группе источников продолжателя Феофана. После серьезных межгосударственных конфликтов сами собой такие посольства не являлись.