Андрей Сахаров - Дипломатия древней Руси: IX - первая половина X в.

Ф. Дворник в своих работах о греческих и западных церковных миссиях в земли славян пришел к выводу, что поход 860 г. совершили поднепровские славяне, а не Азово-Черноморская Русь. Сам поход он рассматривает как звено в цепи событий, когда восточнославянские племена, заняв доминирующее положение в регионе Днепра — Днестра, вплотную подошли к границам Византии на Нижнем Дунае и вступили в соприкосновение со многими другими сопредельными народами и государствами. Поход Руси вновь заставил византийскую дипломатию искать решение вопроса, как обезопасить свои владения в Крыму и возродить связи с Хазарией, куда была послана миссия во главе с Константином-Кириллом. С Русью же был заключен мирный договор, который, как полагает Ф. Дворник, искала сама Русь, потерпев поражение под стенами Константинополя, что, как мы видели, не соответствует ходу событий. Ф. Дворник считает, что в 860 г. Византия предприняла первую попытку обратить Русь в христианство, которая, по его мнению, была удачной {147}.

Диссонансом даже по отношению к концепциям зарубежных буржуазных историков норманистского толка явилось выдвинутое француженкой И. Сорлен положение о том, что вряд ли можно говорить о заключении в то время какого-то дипломатического акта между Византией и Русью, поскольку все источники упоминают только о крещении и лишь один Константин Багрянородный пишет о договоре. Само крещение И. Сорлен вслед за В. И. Ламанским связывает с патриаршеством Фотия и с посланной им в Причерноморье миссией Кирилла и Мефодия {148}.

Особую позицию заняла в этом вопросе Э. Арвейлер. Она пришла к выводу, что Константинополь был атакован не киевскими, а таврическими руссами. Они же и были христианизированы Фотием посредством миссии Кирилла в 861 г. "Все говорит за то, — писала Арвейлер, — что русские-киевляне не имеют никакого отношения к походу на Константинополь в 860 г." {149}.

В советской историографии вопрос о политических контактах, последовавших за нападением Руси на Константинополь в 860 г., подробно исследовал М. В. Левченко. Он определенно считал, что в 60-х годах IX в. имело место "регулирование взаимных отношений равноправными договорами" и Византия была вынуждена пойти на эти новые отношения с Русью. Автор не разделял точку зрения тех историков, которые полагали, что крестилась Русь не Поднепровская, а Азово-Черноморская. Вслед за В. И. Ламанским М. В. Левченко высказал мысль, что в Крыму не было значительных русских поселений, а проживавшие там готы, которых византийцы могли ошибочно принять за руссов, были настолько малочисленными, что не могли организовать столь масштабный поход. Христианизацию сопредельных империи народов он рассматривал как государственную линию Византии, направленную на превращение бывших противников в союзников и даже политических вассалов {150}. Такая политика проводилась правительствами как Михаила III, так и Василия I. Вполне доверяя сообщениям Константина Багрянородного относительно христианизации Руси, М. В. Левченко полагал, что новое правительство Василия I — Игнатия успешно продолжало линию, проводимую в этом вопросе Михаилом III — Фотием и проявившуюся в крещении Болгарии в 864 — 865 гг. и в начале крещения Руси. Признавая наличие межгосударственного договора Византии и Руси, М. В. Левченко не усматривал непосредственной связи между этим договором и крещением, которое датировал временем после 867 г.

В. Т. Пашуто считает, что после военных событий 860 г. "вскоре, видимо, был восстановлен мир и скреплен договором". Затем "при императоре Василии I состоялся обмен посольствами между двумя государствами, был заключен договор "мира и дружбы" и крестилась какая-то часть руссов". Однако эта правильная оценка событий не раскрывает смысла первого и второго договоров, связи договоров и крещения. Г. Г. Литаврин отметил, что определенное влияние на правящие круги Руси оказало принятие христианства Болгарией: "Повышение международного авторитета новообращенной Болгарии, выгодные торговые отношения с Византией, усиление центральной власти — все это должно было привлечь внимание правителей Русского государства" {151}. В этой характеристике заслуживает внимания стремление показать значение христианизации Руси для государственных интересов не только Византии, но и правящих слоев Руси.

В одной из последних работ на эту тему, принадлежащих перу А. Власто, крещение Руси отнесено ко времени после заключения мирного договора. Однако прямой связи между договором и крещением не установлено и в этом исследовании {152}.

Таким образом, сообщения византийских источников о двух крупнейших событиях в истории древней Руси — заключении мирного договора между Византией и Русью и крещении Руси в 60-х годах IX в. — в основном рассматривались изолированно друг от друга, что, на наш взгляд, неверно. Нет определенной ясности в отношении хронологии событий, что приводит к весьма различным толкованиям политических итогов русского похода 860 г. Нет единства относительно количества политических контактов Византии и Руси того времени: историки называют один и два договора, одно и два крещения; договор (или договоры) 60-х годов IX в. считают и отправной точкой дипломатических отношений двух государств, и продолжением таких отношений, открытых еще в 30-х годах IX в. Обращает на себя внимание информативный характер сообщений о событиях, последовавших за походом 860 г., что в известной мере объясняется противоречивостью источников. И лишь немногие историки попытались восстановить черты дипломатического акта 60-х годов IX в. Поэтому, несмотря на обширную историографию, вопрос о сущности упомянутых в источниках русско-византийских переговоров, последовавших спустя некоторое время после ухода русской рати из-под Константинополя, и сегодня остается на уровне незавершенной дискуссии. На наш взгляд, он может быть решен не только путем анализа сохранившихся по этой проблеме источников, но и посредством сопоставления сведений об этих переговорах, во-первых, с практикой заключения Византийской империей дипломатических соглашений с другими "варварскими" государствами и народами во второй половине 1-го тысячелетия н. э. и, во-вторых, с русско-византийскими договорами X в., которые отразили весь ход развития русско-византийских отношений со времени выхода Руси на политическую арену, т. е. с конца VIII — первой половины IX в.

После ухода руссов из-под Константинополя внешнеполитическое положение империи отнюдь не улучшилось. Арабы продолжали теснить византийские войска. В том же 860 г. они нанесли новое поражение войскам Михаила III в Малой Азии {153}.

Русь была замирена, но отношения двух стран оставались неустойчивыми. В аналогичных отношениях с другими "варварскими" государствами и народами Византия либо противопоставляла опасному противнику его собственных соседей, либо пыталась связать его договором "мира и любви", откупиться ежегодной данью, либо использовала христианизацию как средство нейтрализации соперника.