Владимир Воронов - Рассекречено. Правда об острых эпизодах советской эпохи

Однако даже по этим скупым строкам кое-что можно вычислить: минирование столицы — факт задокументированный, мероприятие проводилось в самый пик паники начала октября. А вот где, что и как конкретно, увы, не обозначено. Однако ясно, что в зоне ответственности бригады, в самом центре Москвы, заложены тонны и тонны взрывчатки. Иных способов выполнить полученный приказ — удержать центр Москвы — у ОМСБОН просто не было: какие-то несколько тысяч организованных, но достаточно слабо обученных и легковооруженных бойцов. Из тяжелого вооружения — лишь два орудия! Как удержать позиции, если нет танков, артиллерии? Только используя взрывчатку, заранее заложив ее в тех местах, миновать которые враг не сможет.

Но это видимая часть. Поскольку делалось все по личному, устному и совершенно секретному распоряжению Берии. Каковой и определял конкретные объекты для закладки в зоне своей ответственности и через Судоплатова ставил конкретные задачи своим диверсантам: что и как должно быть заминировано. Поскольку именно Лаврентий Павлович и отвечал за центр столицы.

Что без особой охоты вынужден признать Павел Судоплатов (почему именно «вынужден», об этом ниже): «Наша бригада заминировала в Москве ряд зданий, где могли бы проводиться совещания высшего немецкого командования, а также важные сооружения как в столице, так и вокруг нее. Мы заминировали несколько правительственных дач под Москвой (среди них, правда, не было дачи Сталина)…».

Судоплатов сетует, как чрезвычайно трудно оказалось выполнить этот приказ: «Когда в октябре 1941 года меня вызвали в кабинет Берии, где находился Маленков, и приказали заминировать наиболее важные сооружения в Москве и на подступах к ней, такие как главные железнодорожные вокзалы, объекты оборонной промышленности, некоторые жилые здания, некоторые станции метрополитена и стадион „Динамо“, взрывчатка должна была быть готова уже через двадцать четыре часа. Мы трудились круглые сутки, чтобы выполнить приказ».

С этим свидетельством мероприятие обретает некую схематичность: есть устный (т. е. не задокументированный) и безмерно секретный приказ Лаврентия Берии, отданный исполнителю — Судоплатову. Роль тов. Маленкова, присутствовавшего при том разговоре, вполне понятна, поскольку член Политбюро, курировавший органы госбезопасности, должен был засвидетельствовать только одно: никаких секретов от партии у тов. Берии нет, никаких тайных диверсионных замыслов за спиной не вынашивает. Да и тов. Судоплатов — матерый специалист диверсионно-террористического профиля, не первый день работающий с тов. Берией, так что тоже прекрасно знал, что нужно говорить в присутствии такой фигуры, а что ему приказывает нарком на самом деле. Так что половину сказанного Маленков вообще не понял, а что понял, то к делу относилось слабо.

И все, больше никаких бумаг, даже выдача минерам материального имущества — той же взрывчатки — никак не зафиксирована. И конкретные приказы тот же Судоплатов отдает уже своим подчиненным точно так же, как и ему нарком: устно и без свидетелей. Командиры групп, в свою очередь, тоже обходились без лишних формальностей, блюдя только нормы секретности и конспирации: никаких карточек минирования, никаких схем, все только в голове — «мы поставили, а вынимать, пока нам не прикажут, не будем…». Да и вообще в этой хитрой бригаде документация всегда велась совершенно не так, как в обычных частях, а по принципу «два пишем, восемь — в уме»! Именно поэтому, например, исследователи не в состоянии обнаружить абсолютно никаких документальных свидетельств пребывания в бригаде Николая Кузнецова, хотя вроде бы известно: именно через нее Кузнецов забрасывался в отряд Медведева. Слишком многие вещи в этой бригаде выполнялись исключительно на основании устных распоряжений, которые никоим образом не фиксировались. Минирование Москвы — именно тот случай. Что нам и аукнется.

Казалось бы, миновала опасность для Москвы, отогнали немцев, затем и вовсе войне конец — наверняка же все разминировали? Невозможно же представить, чтобы совершенно забыли о тоннах взрывчатки, заложенной под ключевые здания и объекты — это же почти все вокзалы, подземные сооружения и коммуникации, правительственные дачи! При настороженном отношении товарища Сталина ко всему, что было связано с террором, при его буквально животном страхе перед возможностью обратить этот опасный инструментарий против него, мог ли он забыть, как в 1941-м приказывал тов. Берии и его головорезам заминировать половину Москвы?! Он обязательно должен был спросить: «Лаврентий, а ты те мины снял, что тебе ГКО приказал поставить?» Так что мины, несомненно, сняли.

Но, как оказалось, не все! И уж точно не случайно: у таких товарищей, как Берия или Судоплатов, с памятью всегда все было в порядке, а забывали они только то, что хотели. Ибо что такое мины в центре Москвы? Это же чудеснейшая возможность использовать их — уже не против немцев, а, скажем, против товарищей по Политбюро. Можно не использовать — пока. Пусть полежит, потому как ценны даже не эти мины, а информация о них. Каковой можно распорядиться нужным образом в нужное время…

Наш диверсант, Судоплатов, этот вопрос обойти не смог. Вспомнив в мемуарах, что именно ему «было поручено руководить минированием дорог и объектов в Москве и Подмосковье, чтобы блокировать немецкое наступление в октябре 1941 года под Москвой», Павел Анатольевич невзначай обмолвился: «Но после того, как немцев отбили, мины были сняты, причем делалось все это под строгим контролем по детально разработанному плану».

Ой ли? Что же это за такие планы и что же это за разминирование, спустя десятилетия после которого в подвалах возле Кремля обнаруживается заначка в виде тонны тротила?! Значит, сняты, говорите, Павел Анатольевич, мины?..

Если так, отчего, когда того же Судоплатова берут под белы ручки в 1953-м, то едва ли не главное, что интересует следователей, это как он со своими парнями… Москву минировал?! Ведь тогдашний террорист № 1 Советского Союза узнает, что обвиняется «еще и в том, что планировал использовать мины, установленные на правительственных дачах, для уничтожения советских руководителей. Следователи заявляли, что мины могут быть приведены в действие дистанционным управлением по приказу Берии для уничтожения преемников Сталина. Все это было грубым вымыслом».

А что еще мог сказать в 1953 году генерал Судоплатов, спасая шкуру? Только все отрицать, утверждая: все мины сняты. Любой иной вариант при том раскладе означал неминуемую смерть: признайся, что хотя бы один фугас забыл вынуть, тут же пошел бы к стенке за террористический умысел против руководителей партии и правительства. Кто в 1953 году поверил бы в склероз, массово поразивший тех, кто минировал столицу?! Ведь даже дилетанты ныне сообразят: из каких-то уличных коллекторов взрывчатку вынули, а вот под гостиницей «Москва» малость забыли — какую-то тонну — как понимать столь выборочную «забывчивость»?