Владимир Воронов - Рассекречено. Правда об острых эпизодах советской эпохи

Да ведь и минировал же! И раз Судоплатову — ключевой фигуре в этой игре — инкриминировали этот эпизод, значит, что-то на тех дачках, несомненно, нашли, а иначе с чего бы суета? Сам Судоплатов утверждал, что когда в 1953 году группа специалистов обследовала правительственные резиденции в районе Минского шоссе, ничего не нашли. На это можно сказать: хорошо закладывали! А можно и спросить: а кто искал-то? И вот тут мы снова упадем: «В прокуратуру был вызван мой заместитель полковник Орлов… он являлся начальником штаба войск Особой группы при НКВД и командовал бригадой особого назначения. Ему приказали обследовать совместно с группой сотрудников правительственные резиденции в районе Минского шоссе в поисках заложенных по моему приказу мин. Поиски продолжались полтора месяца, никаких мин не обнаружено». Да кто ж так делает, кто же поручает поиски политически гремучего клада лицу, кровно не заинтересованному в его нахождении?! Как же товарищ Орлов мог что-то найти, если найдись что, его же, Орлова тут же и берут — все по той же расстрельной статье о терроре, которую шили в то время и Судоплатову, и Берии: «Как же это так получается, гражданин Орлов, положить — положили, а вынуть — забыли? Да еще и молчали, скрывая от партии чудовищные террористические замыслы клики английского шпиона Берии, подвергая риску жизнь ответственных товарищей и простых советских граждан?!» Нет, все они, кто хоть что-то знал о том минировании, в 1953-м должны были молчать, словно рыбы, ибо любое слово могло быть истолковано только против них: раз до того много лет молчал, значит, злоумышлял…

Замечу: именно от обвинения в преднамеренном минировании объектов, как черт от ладана, открещивались и Судоплатов, и сам Берия. Судоплатов предпочел вынести пытки, нежели даже обмолвиться об этой страшной тайне, хотя, как мы теперь понимаем, прекрасно знал — и о тоннах тротила под «Москвой», и о тоннах взрывчатки в других местах. Тот же Берия сознавался во всем, в чем его просили сознаться: «Шпион? Да, шпион, если вы так хотите, но — по заданию партии! Баб на улицах ловил и трахал? Да, был грех, стыжусь. Товарищей по партии расстреливал? Да, вот так уж получилось, зато трудился не покладая рук. Что, мины, управляемые фугасы?! Нет никаких мин, ничего нет, все, что было, поставлено по приказу Сталина (товарищ Маленков подтвердит), и по его же приказу вынуто…». О минировании следователи не выбили из Берии ни слова! Так и ушел он на тот свет, унеся с собой тайну последней заначки: значит, до последнего у него были на нее виды! А когда понял, что жизнь уже не выторговать, видимо, решил: «Вот будет вам всем подарочек от меня с того света!»

Кто еще мог знать? В цельном виде — никто, даже Судоплатов, который с 1943 года работал уже под другим наркомом и, зная, что и где заложено, вряд ли мог знать, какова дальнейшая судьба всех закладок, что именно сняли, а что — оставили до лучших времен. Лишь один Лаврентий Павлович обладал всей полнотой информации, решив в один прекрасный момент, что не стоит слишком уж буквально исполнять сталинский приказ о разминировании.

Рассказывает историк-архивист Александр Крушельницкий:

«В конце января или начале февраля 1981 года я работал в одном из важных государственных архивов, мне тогда пришлось много заниматься историей спецвойск, в том числе и тех, которые участвовали в обороне Москвы. Поэтому я не очень удивился, когда меня вызвал начальник, поставив задачу обеспечить срочную подготовку материалов, связанных с обороной Москвы. Вхожу в кабинет, а там сидит полковник в форме инженерных войск. Меня представляют ему, а потом следует команда: „Поступаешь в распоряжение товарища полковника, он тебе поставит задачу, ты у нас человек знающий, болтать не должен“.

Задачу мне тот полковник ставит в предельно общих чертах:

— В кратчайшие сроки по указанию директивных органов (т. е. ЦК КПСС) нам с вами, вдвоем, без привлечения кого-либо, надо максимум за три дня найти ту информацию, которая мне нужна.

— А какая информация нужна?

— Мне нужны документы дивизии имени Дзержинского, связанные с обороной Москвы в 1941 году, от сентября до ноября 1941-го.

Пришлось товарища полковника разочаровать, сказав ему, что дивизия им. Дзержинского по данным, подтвержденным документально, с сентября по ноябрь 1941-го если и участвовала в обороне Москвы, то только в виде „драп-грабь-армии“ — тикала по Волоколамскому шоссе за пределы Москвы, так что в обороне города не участвовала. В ответ полковник рявкнул: „Отставить! Выполнять, что сказано!“

Так мы больше дня угробили на поиски боевых успехов дивизии, которых не было. При этом было очевидно, хотя вслух и не произносилось, что интересует полковника мероприятия, связанные исключительно с постановкой минно-взрывных заграждений. На следующее утро, когда я пришел на службу, полковник уже стоял в вестибюле и нервно топал каблучком. Из чего я сделал вывод: „директивные органы“ действительно не дремлют и с полковника результат требуют. Когда мы вновь начали работу, он мне говорит: „Ну, ладно, ваши соображения“.

Мои соображения заключались в том, что задача установления инженерных заграждений на подступах к Москве по Волоколамскому направлению, по направлению на Московское море и по Ленинградскому шоссе была поставлена лишь одной воинской части — Отдельной мотострелковой бригаде особого назначения войск НКВД, которая тогда действовала в личном подчинении наркома внутренних дел тов. Берии.

Тут полковник сразу заинтересовался: „А что же, — говорит, — вы раньше молчали?“ На что было отвечено, что тов. полковник не хотел слышать ни о чем, кроме дивизии им. Дзержинского. Документы которой по инженерной части буквально перерыл носом. И тогда мы обратились к этой бригаде…

Когда мы с полковником все это начали искать, я еще не знал, что ищу: „Пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что“! Видимо, товарища полковника эти «директивные органы» так настропалили по части секретности, что он боялся что-либо вообще сказать. Вновь мы искали неизвестно что. В конце концов полковник отчаялся и понял: ему не выполнить задания, пока реальный исполнитель не будет знать свою задачу. Когда из трех дней, отведенных на поиски, в запасе у него остался один, он раскололся. Услышанное шокировало.

Как это обычно водилось, перед готовящимся XXVI съездом КПСС проводилась очередная зачистка Москвы. И соответствующие службы проверяли весь центр Москвы на предмет наличия-отсутствия там взрывных устройств. Вот в ходе совершенно рутинной проверки правительственных сооружений и пришли в здание тогдашнего Госплана, туда, где ныне Государственная Дума. И совершенно случайно, при проверке электропроводки, в какой-то части подвала обнаружились непонятные лишние проводки, ни в какой из схем электропроводок не обозначенные. Все было банально просто: кто-то из проверяющих, закрывая крышку электрощита, просто слишком сильно хлопнул ею. Отвалился кусок штукатурки, а за ним открылся пучок проводов, уходящий в никуда. Буквально тут же выяснили: эти провода вообще никак не подходят к задействованной в здании проводке. Более того, кто-то из бывалых людей — не пионервожатые же проверяли состояние электропроводки — тут же понял, что дело нечисто: шнур вообще оказался не электрическим — это был… детонирующий шнур, да еще и немецкий, образца 1930–1940-х годов!