Федор Синицин - Советская нация и война. Национальный вопрос в СССР, 1933–1945

12 апреля 1950 г. в советской прессе появилась информация о нарушении американским самолетом советской границы в Прибалтике [1400]. Это известие вызвало оживление среди депортированных прибалтов и оуновцев. Эстонка С. утверждала: «Американский самолет уже прилетел на разведку к Эстонии». Другие спецпоселенцы-прибалты, считали, что Прибалтика скоро станет «очагом войны». Оуновец К. утверждал, что на Западной Украине «бандеровцы… получают поддержку от иностранных летчиков, которые сбрасывают с самолетов… оружие и провиант» [1401].

Война в Корее, которая началась 25 июня 1950 г., была воспринята определенными кругами депортированного населения как возможное начало войны между СССР и США, «в которой все увидят силу американцев». Немец Ф. связывал войну в Корее с грядущим конфликтом между СССР и США «из-за спецпоселенцев»: «После победы над Кореей… [Америка] будет воевать с Советским Союзом и победит его», так как СССР якобы отказался от предложения США «освободить всех выселенцев из ссылки и разрешить им вернуться на родину». С другой стороны, сама корейская война воспринималась уже как прямой конфликт между СССР и США [1402].

Германия в ожиданиях депортированных народов (в основном немцев и эстонцев) как отдельный субъект вновь появилась в начале 1950-х гг. Восприятие этой страны было различным. Во-первых, она рассматривалась как самостоятельный игрок на международной сцене. Во-вторых, Германия [1403]включалась в ряды «западных демократий». В-третьих, она (совершенно справедливо) воспринималась как некое зависимое от США государство. Образ послевоенной Германии в ментальности части спецпоселенцев был идеализирован [1404].

В некоторых случаях все «западные демократии» рассматривалась как члены некой международной антисоветской коалиции (возможно, имелось в виду НАТО), которые «обложили [СССР] со всех сторон» [1405].

В дальнейшем в среде депортированного населения произошло угасание ожиданий, связанных с помощью иностранных государств. По нашему мнению, такие изменения были обусловлены рядом факторов. Во-первых, это осознание тщетности надежд на начало войны, что ярко иллюстрировали высказывания антисоветски настроенных спецпоселенцев: «Почему-то долго не начинается война»; «Я все жил мечтой… что скоро будет война, и мы возвратимся обратно домой, а прошел год, второй, третий, а войны нет»; «Война, видимо, не скоро». Некоторые спецпереселенцы находили причину такого положения вещей в том, что «Советский Союз стал мощным государством, окружающие буржуазные государства боятся Советского Союза». Кроме того, значительная часть спецпоселенцев разделяла антивоенные позиции («Война — это бедствие. Мы войны не хотим»), высказывалась негативно по отношению к США («Проклятая Америка! Только стали жить хорошо, она опять затевает войну») и призывала «выгнать этих американцев» не только из Кореи, но и из Германии, «чтобы не сосали кровь других наций» [1406].

Во-вторых, угасанию антисоветских и прозападных настроений служило существенное улучшение материально-бытового положения спецпоселенцев. Многие из них постепенно привыкли жить на новом месте. У некоторых спецпоселенцев адаптация началась достаточно быстро — уже в первые месяцы, что подтверждает зависимость восприятия человеком событий от его индивидуального психологического настроя. Уже в декабре 1943 г. среди некоторых карачаевцев отмечалось положительное восприятие того, что их переселили именно в Казахстан (а не куда-нибудь на север): «Казахстан не отличается от Кавказа, так как имеется много хорошей земли, зелени, воды, солнца, гор». Некоторые спецпоселенцы даже стали считать, что их жизнь улучшилась. Так, чеченец П. (Семипалатинская область) говорил: «Многие живут здесь лучше, чем жили на Кавказе. Я сейчас с семьей живу зажиточно, имею много хлеба, снял хороший урожай с огорода и ни в чем не нуждаюсь» [1407].

В 1950 г. истекал срок ссылки оуновцев. Тем не менее значительная часть оуновцев, работавших в Молотовской области, высказывала намерения остаться. Многие из них говорили, что на новом месте они живут лучше, чем на Украине («о такой зарплате дома я даже никогда и не думал»). После объявления о том, что освобождение отменено, большинство оуновцев, размещенных на спецпоселении в Красноярском крае, Амурской, Омской и Челябинской областях, высказали намерение обзавестись хозяйством, строить собственные дома, жениться или выйти замуж, вызвать к себе родственников. Причиной таких настроений был достаточно высокий уровень зарплат, уверенность в том, что «на Украине сейчас хуже», наличие работы на производстве, а не в колхозах (на Украине пришлось бы работать именно в колхозе). Спецпоселенец Т. высказался: «Я здесь уже привык, и уезжать отсюда не хочется. Здесь много живет людей, которых никто не высылал, и живут они в десять раз лучше, чем мы жили в Западной Украине». Спецпоселенец Б. говорил: «Я доволен, что нам объявлен этот закон, теперь отец разрешит мне жениться на русской девушке, я его заставлю строить дом, а то он все время твердит: „Вот вернемся на Украину, и там женишься“». Распространенными были надежды на то, чтобы власти СССР не предпринимали дальнейших переселений [1408], что дало бы спецпоселенцам уверенность в завтрашнем дне.

Аналогичные настроения стали бытовать и среди других «контингентов» спецпоселенцев. Так, спецпоселенец С. сказал: «В Сибири жить можно, правда, очень холодно, а так все равно, что в бывшей Калмыцкой АССР, что здесь». Спецпоселенец М. сделал вывод: «Разницы нет — выселенец ты или не выселенец. Честно трудишься, на тебя и обращают больше внимания и ценят твой труд, и живешь обеспеченным». У МТБ по Новосибирской области выяснило, что «увеличилось количество положительных высказываний и со стороны выселенцев-эстонцев». Спецпоселенец П. сказал: «Я из Сибири никуда не поеду. Климат здесь, пожалуй, даже лучше, чем в Эстонии, зарабатываю я прилично, имею свое хозяйство; что мне еще нужно?» Спецпоселенец М. считал так же: «Живем здесь в Сибири хорошо, зарабатываем прилично, отношение к нам хорошее, как и ко всем гражданам СССР» [1409].

В-третьих, антисоветские и прозападные настроения кардинально снизили шаги, предпринятые советским руководством в 1954–1955 гг. по снятию некоторых правовых ограничений со спецпоселенцев. Такие настроения перестали прослеживаться у спецпоселенцев к моменту окончательного освобождения их основных контингентов из ссылки. В декабре 1955 г. от режима спецпоселений были освобождены немцы, в марте 1956 г. — калмыки, крымские греки, крымские болгары и крымские армяне, в апреле 1956 г. — крымские татары, балкарцы, турки — граждане СССР, курды и хемшины, в июле 1956 г. — чеченцы, ингуши и карачаевцы [1410].