Федор Синицин - Советская нация и война. Национальный вопрос в СССР, 1933–1945

Во второй период войны германская религиозная политика на оккупированной территории СССР определялась установкой, которая была дана в Инструкции РСХА от 5 февраля 1943 г.: «Религиозной деятельности гражданского населения не содействовать и не препятствовать» [1618]. Значительными были результаты деятельности Псковской духовной миссии. Ко второй половине 1942 г. число действующих в рамках миссии храмов выросло до 221, а к началу 1944 г. — до 400 [1619]. На Украине положение всех церковных организаций оставалось противоречивым. Оккупанты предпринимали усилия по разобщению между украинскими православными общинами и РПЦ [1620]. Из-за опасений попасть в немилость к оккупантам иерархи вынуждены были выражать лояльность, в частности, в виде призыва населения к выезду на работу в Германию [1621]. В то же время отношение церковных иерархов к нацистским властям стало меняться. Даже глава УАПЦ архиепископ Поликарп гневно протестовал против атак оккупантов на священников и брутального обращения с населением [1622]. Глава УГКЦ митрополит А. Шептицкий, который вначале принял германцев как освободителей, разочаровался в них и к 1943 г. утратил свой германофильский настрой [1623]. Продолжалась борьба УАПЦ с УПЦ, которая часто делалась руками ОУН [1624].

В период оккупации Северного Кавказа германские власти заигрывали с местным мусульманским населением, предоставив им свободу вероисповедания и демонстрируя «уважение к исламу» [1625]. Аналогичная политика проводилась в отношении буддийской конфессии в период оккупации Калмыкии [1626].

После коренного перелома в войне, в связи с объективными обстоятельствами (военные поражения, оставление ранее оккупированной территории и пр.), германские власти стали неуклонно терять свои позиции в религиозной сфере, которые они завоевали в начале войны с объявлением религиозной свободы. Тем не менее сами по себе последствия «религиозного возрождения» на оккупированной территории СССР были довольно велики. Несомненно, что оно оказало заметное влияние на изменение религиозной политики советского руководства [1627].

Коллаборационизм с «национальной окраской».Ориентация на быструю победу в войне с СССР делала для нацистов ненужной разработку программы военного сотрудничества с народами Советского Союза. Однако с самого начала войны в разных кругах Германии муссировались идеи о создании национальных военных формирований из представителей народов СССР. Наконец, 20 декабря 1941 г. А. Гитлер дал официальное согласие на создание в вермахте частей («легионов») из лиц неславянского происхождения [1628]. Цель создания «кавказских» и «туркестанских» подразделений («легионов») изначально была скорее политической, чем военной. Министр иностранных дел Германии И. Риббентроп 27 марта 1942 г. говорил: «Использование кавказских воинских частей германской армии произведет глубочайшее впечатление на эти народы, когда они… узнают, что только им и туркестанцам фюрер оказал эту честь». О политическом значении легионов говорит и то, что каждый из них был направлен на соответствующий участок фронта — «кавказские» — на Северный Кавказ [1629], «туркестанские» — на Астраханское направление, с целью последующего их продвижения в Казахстан и Среднюю Азию. В специальных центрах, расположенных в Польше, с декабря 1941 г. по июнь 1942 г. были созданы четыре «восточных легиона»: «Туркестанский», «Кавказско-магометанский», «Грузинский», «Армянский», а затем еще два «восточных легиона» [1630].

С 16 августа 1942 г., согласно директиве начальника штаба ОКХ Ф. Гальдера, все воинские подразделения из представителей народов СССР получили наименование «восточные войска». К началу 1943 г. в германской армии было 130–150 тыс., к июню 1943 г. — 220–320 тыс., к концу 1943 г. — 370 тыс. «восточных солдат», а также 150–250 тыс. хиви [1631]. Кроме того, продолжали активно функционировать местные полицейские силы («служба охраны порядка») — эстонские, латышские, литовские, финские, белорусские, украинские и немецкие (из числа фольксдойче) [1632].

В конце 1942 г., в связи с ухудшением положения на фронте и истощением людских ресурсов Германии, в вермахте стали поднимать вопрос о форсировании процесса вербовки «добровольцев» из числа граждан СССР [1633]. «Восточные части», ранее функционировавшие разрозненно, были институционализированы. В январе 1943 г. в рамках ОКХ было создано Управление восточных войск во главе с генерал-лейтенантом X. Хельмигом [1634]. По приказу начальника Генштаба ОКХ К. Цейтлера от 29 апреля 1943 г. всем «добровольцам» предоставлялась свобода выбора — остаться служить в вермахте или выбрать один из «национально-освободительных легионов» [1635]. Целевой группой для вербовки в состав легионеров были прежде всего окруженцы, осевшие в деревнях, и красноармейцы, которые при отступлении Красной армии через их родные места остались дома. Вербовались в легионеры и мужчины из числа жителей оккупированной территории, а также женщины (для службы в небоевых частях) [1636].

Наиболее значимым по численности и пропагандистскому воздействию легионом являлась Русская освободительная армия (РОА), о вступлении в ряды которой на оккупированной территории СССР велась усиленная пропаганда. В ряде городов, в том числе Киеве, Орле и Смоленске, были созданы «офицерские школы», где проходили обучение бывшие советские военнопленные, из которых готовили командиров рот и начальников отделений пропаганды РОА. В каждой школе проходили обучение 250–300 человек. Тем не менее реальная мобилизация в РОА на оккупированной территории СССР так и не была осуществлена. Оккупанты опасались, что такая «русская армия» станет неуправляемой. Русская освободительная армия никогда не являлась единым военным формированием, а была собирательным названием для отдельных «добровольческих» подразделений, приданных частям вермахта [1637].

В сентябре 1943 г. белый эмигрант, генерал П. Н. Краснов был назначен главой Центрального казачьего управления вермахта [1638]. Он вплотную занялся созданием казачьей дивизии, которая была сформирована под командованием Г. фон Паннвица в Млаве (Польша) в сентябре 1943 г. В ее составе было 18 тыс. человек, из них более 5 тыс. немцев [1639]. В октябре 1943 г. дивизия была отправлена в Югославию для участия в карательных операциях против партизан И. Б. Тито [1640].

В Прибалтике, где вербовка добровольцев в боевые части началась раньше других оккупированных территорий СССР, она не была достаточно успешной. В Эстонский легион СС, о создании которого было объявлено в августе 1942 г., к середине октября 1942 г. удалось набрать только 500 человек [1641]. После того как была объявлена мобилизация мужчин 1925 года рождения, сформировать Эстонский легион СС удалось к марту 1943 г., после чего он был отправлен на северный участок Восточного фронта, где в ноябре 1943 г. принял участие в боях под Невелем. В Латвии окаупанты не решились провести тотальную мобилизацию, а были вынуждены ограничиться созданием нескольких батальонов «добровольцев» [1642]. Латышский легион СС был набран к февралю 1943 г. на «добровольно-принудительной» основе [1643]. В Литве набрать добровольцев в части СС не удалось [1644]. 17 марта 1943 г. СС прекратил усилия по вербовке в этом регионе, а литовцы были провозглашены «недостойными носить форму СС» [1645].