Вольфганг Руге - Как Гитлер пришел в власти: Германский фашизм и монополии

В результате Шлейхер, пригласивший Гитлера 5 августа в Фюрстенбергские казармы на тайные предварительные переговоры, увидел перед собой нацистского главаря, настаивавшего на максимальных требованиях. Гитлер явно считал, что уже в ходе этой беседы сможет взять верх над своим важнейшим контрагентом. Ведь Шлейхер (пусть даже позиция его и была ослаблена) выступал представителем сразу трех участвовавших в грызне за власть сил: доверенным лицом Гинденбурга и его камарильи, политическим руководителем рейхсвера и военным министром, а также закулисным инспиратором и покровителем Папена. Нацистский главарь, как говорится, ввалился в дом вместе с дверью: он без околичностей потребовал для себя кресло канцлера, а для представителей своей партии — посты министр-президента Пруссии, имперского и прусского министров внутренних дел (т. е. права распоряжаться полицией), руководства имперскими министерствами юстиции и сельского хозяйства, задуманным имперским министерством авиации, а также создания скроенного по геббельсовской мерке специального «министерства народного воспитания». Остальные министерства он намеревался отдать не принадлежавшим к НСДАП реакционным политикам; министерство рейхсвера должен был получить сам Шлейхер.

Генерал заколебался и от ясного ответа уклонился. С одной стороны, он (как указывается в изготовленной позже памятной записке его министерства) считал, что «министр р[ейхс]в[ера]… будет определять любой кабинет» 3и, следовательно, сам он и при Гитлере останется «тайным канцлером». В соответствии с этим он по возвращении из Фюрстенберга заявил своему близкому сотруднику: «Следовательно, я должен заполучить согласие старого барина (Гинденбурга. — В. Р.) на канцлерство Гитлера» 4. С другой стороны, Шлейхер опасался, что после образования гитлеровского правительства нацистам все же удастся устранить всех своих соперников в реакционном лагере, дать фактическую отставку ему самому и привести к возникновению такой ситуации, при которой именно рейхсвер в результате крайне опасной гражданской войны против антифашистских сил будет вынужден играть роль последней опоры империалистического господства. А посему Шлейхер заявил нацистскому главарю, что, к сожалению, рейхспрезидент, вероятно, эти требования отвергнет, однако обещал весьма скоро сообщить результат.

Через два дня после фюрстенбергской встречи правительство обсудило, как это сформулировал министр внутренних дел барон фон Гайль, «эксперимент образования правительства во главе с Гитлером» 5. Шлейхер держался выжидательно. «Разумеется, следует, — весьма неопределенно заявил он, — в ходе переговоров попытаться заставить нацистов отказаться от требования канцлерского поста» 6.

Гайль, которого Шлейхер хотел заменить Грегором Штрассером, «эксперимент» с канцлерством Гитлера отклонил. Он подчеркнул, что возглавленное фашистами правительство «вызовет острейшее сопротивление слева», а это поневоле означало бы «возврат к парламентарной системе со всеми ее ошибками и недостатками». По его мнению, необходимо было прежде всего сохранить правительство Папена, одновременно усилив его «содействием и участием национал-социалистов», начать «борьбу против строптивого рейхстага», распустить его без назначения новых выборов, а в остальном положиться на рейхсвер и прусскую полицию 7.

К этой точке зрения более или менее категорично присоединились все другие министры. Министр иностранных дел Нейрат высказал насчет назначения Гитлера канцлером «серьезнейшие опасения». Министр экономики Варм-больдт заявил: нацисты, пришедшие к руководству, представляют собой большую опасность, чем в оппозиции 8. Сам Папен, хотя и не занял четкой позиции, еще утром того же дня сказал Гиндеибургу: «Гитлер не способен даже твердо держать в руках свою собственную партию, не говоря уж о тол), чтобы править в ней», а потому для управления страной совершенно непригоден 9.

С нетерпением ожидавший ответа Шлейхера нацистский главарь узнал об отклонении своих требований утром 13 августа 1932 г., когда он вместе с Релюм и Фриком был принят генералом и Папеном, а во второй половине дня — рейхспрезидентом. Ему был предложен пост вице-канцлера, а НСДАП — одно или два министерства (вероятно, министерство внутренних дел для Грегора Штрассера и еще одно министерство — для Геринга). Гитлер, уже почти уверовавший в близкую победу, пришел в ярость. Он воспринял как личное оскорбление, что над ним, «фюрером», будет стоять какой-то рейхсканцлер!

Но еще больше был он возмущен потому, что неудача переговоров грозила нацистской партии тяжелым кризисом. Ведь многие из шедших за нею избирателей начинали задавать себе вопрос, за ту ли партию они отдали свои голоса, поскольку НСДАП, несмотря на беспрецедентное в истории большинство в парламенте, оказалась неспособной завладеть правительственной властью. Надеявшиеся на государственный переворот и «национальную революцию» банды коричневых громил выражали недовольство «унизительной» и к тому же безуспешной кухонной возней со старыми политиками, которая в их глазах низводила нацистское движение до уровня обычных «партий [веймарской] системы».

Когда же через несколько дней после 13 августа отданный Ремом секретный приказ о «марше на Берлин» и об аресте руководителей рабочего класса был отменен Гитлером, который к тому же объявил двухнедельный «отпуск» всем частям СА |0, от НСДАП снова стали отпадать отдельные оппозиционные группы. Правда, поначалу спиной к ней повернулось всего несколько сот или тысяч человек, но можно было вскоре ожидать массового отхода от свастики.

Однако самым тяжелым для Гитлера было то, что все более углублялась трещина в самой фашистской руководящей верхушке. Грегор Штрассер видел в результатах переговоров подтверждение своей концепции и уже вскоре на митинге «Национал-социалистской производственной организации» в «Спортпаласте» (октябрь 1932 г.) публично выступил с предложением предоставить возможность участвовать в переговорах о включении нацистов в правительство не только уже привлеченному к ним Центру, но и немецким националистам и даже реформистским лидерам Свободных профсоюзов. Противники же Штрассера требовали еще большей неуступчивости и делали все для того, чтобы сжечь мосты, соединяющие их с вновь предложенными партнерами по переговорам. Геббельс обзывал правительство скопищем «реакционеров, нанесших удар кинжалом в спину» нацистам и заявлял, что они «в данный момент опаснее самих марксистов». В интересах НСДАГ1 он провозглашал борьбу «против клики одержимых манией величия реакционеров и эгоистичных саботажников национальной воли к свободе, окопавшихся в гугенберговском лагере» 11.