Владимир Антонович - Очерк истории Великого княжества Литовского до смерти великого князя Ольгерда

Относительно похода на Волынь, составляющего первую половину рассказа летописи Быховца, в дошедших до нас источниках не сохранилось подлинного сведения, с которым мы бы могли сличить повествование этой летописи. Несомненно, в начале своего княжения Гедымин вел войну с галицко-володимирскими князьями, и на причины этой войны указывает, не цитируя, к несчастью, своих источников, Стрыйковский: «Волынские князья, — говорит он, — зная, что Гедымин занят войной с крестоносцами, вместо того, чтобы оказать ему помощь, делали набеги на литовские земли над Вилиею и около Новгородка... князь Лев луцкий занял было Берестие и Дрогичин во время войны с крестоносцами». Факт союза галицко-волынских князей с крестоносцами подтверждается действительно договорными их грамотами, в которых они берут на себя обязательство защищать земли ордена от нападений всяких врагов; ближайший же интерес волынских князей в этой борьбе состоял в споре с Литвой за так называемую Подляхию, т. е. за южную часть бывшей Ятвяжской земли (с городами: Берестием, Дрогичином, Мельником, Бельском и т. д.), за обладание которой распря вспыхнула еще между Львом Даниловичем и Тройденом, непосредственно после смерти Шварна Даниловича. Приняв во внимание уцелевшее в рассказе известие, что после похода на Волынь Гедымин остановился на зиму в Берестин и распустил войско по домам, можно полагать, что война окончилась победой Гедымина и присоединением к Литве спорной области. Подляхия действительно в княжение Гедымина вошла в состав Великого княжества Литовского и, при распределении уделов между его сыновьями, присоединена была к владениям Кейстута. Если во время войны за Подляхию литовский князь действительно проник на Волынь до г. Владимира, и если в битве у этого города действительно пал один из волынских князей, то, в таком случае, мы можем скорее всего согласиться с предположением г. Шараневича, что поход на Волынь должен быть отнесен к 1316 году и что князь, погибший в битве с Литвой, мог быть только Юрий Львович [44]. Но, не имея в подтверждение этих данных вполне достоверных указаний, мы должны ограничиться в этом отношении только правдоподобным предположением.

Если, за исключением Киева и Волыни, попытаться восстановить границы Великого княжества Литовского при Гедымине, то можно предполагать следующее их очертание: на севере они соприкасались с владениями Ливонского ордена по границам Корси и Ливонии; затем, перейдя Западную Двину выше Динабурга, граница шла вдоль южных пределов Псковской земли до рубежа Смоленского княжения; восточную границу составляли владения Смоленские и, затем, по Днепру, до устья Припяти — земли Северские и Черниговские; на юге граница проходила южнее Припяти, соприкасаясь с Северными пределами земель Киевской и Волынской до Западного Буга; на западе — вдоль Буга и по водоразделу до Гродна на Немане, Великое княжество Литовское граничило с Польшей и Мазовией; наконец, от Гродна, по Неману, до устья этой реки, простиралась граница с прусскими крестоносцами.

Более двух третей территории, заключавшейся в этих границах, заняты были русским народонаселением: таким образом, Великое княжество Литовское приобрело уже в первой четверти XIV столетия значение сильного центра, около которого должны были группироваться разрозненные, более слабые русские владения; необходимым последствием такого значения было в будущем соперничество этого государства e Великим княжеством Московским, образовавшим еще раньше другой центр, стремившийся точно так же к притяжению более слабых русских политических единиц. Но в предстоящем соперничестве оба государства имели неравномерные шансы успеха: Великое княжество Московское преследовало более однородные политические цели и не было принуждено развлекать свои силы по двум различным направлениям; многочисленные инородцы финского племени, населявшие территорию Великого княжества Московского, представляли пассивную массу, не влиявшую на политические стремления государства и не принимавшуюся во внимание в развитии государственной жизни страны. Политические усилия правительства преследовали исключительно русские цели, как на западной границе — по отношению к мелким русским областям, так и на восточной — в борьбе с золотоордынскими ханами — единственным своим грозным соседом. Между тем, не таково было положение Великого княжества Литовского: кроме значительного числа русских областей, в состав этого государства входили области чисто литовские, население которых, положившее начало государству и выдвинувшее из своей среды княжившую в нем династию, отличалось значительной энергией; оно не могло подчиниться безусловно русской народности и имело свои племенные интересы, между которыми на первом плане стояла борьба с немецкими орденами; отстаивать эти интересы принуждены были великие князья литовские; потому внимание последних беспрестанно раздваивается между политикой объединения русских земель на восточной границе своего государства и усиленной борьбой с крестоносцами на западной; они могут только по временам, эпизодически преследовать свои цели на востоке, по отношению к русским областям и, конечно, они не в состоянии здесь бороться с великими князьями московскими, устремившими все свое внимание на собирание русских земель и подвигавшимися к этой цели медленно и терпеливо, но безостановочно.

Хотя при Гедымине широкая полоса земель — Псковских, Смоленских и Северских — отделяла еще Литву от Великого княжества Московского; хотя между обоими государствами существовали, по-видимому, мир и согласие, скрепленное (1333) брачным союзом Симеона Ивановича с одной из дочерей Гедымина, Айгустою (в крещении Анастасиею), тем не менее соперничество начало уже проявляться в желании обоих правительств приобрести преобладающее влияние на дела новгородские и псковские. Раньше всего обнаружилось у Гедымина это стремление по отношению ко Пскову. Среди несогласий, возникших по поводу желания Пскова приобрести полную самостоятельность от Новгорода, последнему помогали великие князья московские, между тем как Гедымин поддерживал псковитян. Мы уже указали на участие, какое он принимал (1331) в вопросе об отделении Псковской епархии от Новгородской; еще раньше (1322 — 1323) литовская помощь спасла псковитян, оставленных в трудную минуту новгородцами без защиты, от нападения ливонских рыцарей. В 1328 — 1338 годах Гедымин поддерживал во Пскове принятого псковичами на княжение бывшего тверского князя Александра Михайловича, изгнанного из Твери и гонимого во Пскове, по ханскому приказу, Иоанном Калитою; когда, вследствие настояния последнего, Псков, не хотевший выдать Александра, был отлучен от церкви митрополитом, то князь этот нашел в Литве приют, и полтора года спустя возвратился обратно во Псков при помощи Гедымина.