Нурбулат Масанов - Кочевая цивилизация казахов [Основы жизнедеятельности номадного общества]

После уплаты калыма и женитьбы сыновей, каждому из них полагалась определенная часть отцовского наследства, оставшуюся часть состояния после смерти отца наследовал младший сын (система минората). Выдел сыновей вплоть до смерти отца носил неполный характер, поскольку лошади оставались в общем табуне. Дочерям ивдовам также следовала часть наследства, составлявшая обычно половину доли сыновей, которую они получали в качестве приданого и разного рода подарков (дочери). Преимуществом при разделе отцовского имущества пользовались дети от первой жены (байбише-баласы) по сравнению с детьми от других жен. В случае отсутствия сыновей, причитающуюся им долю (енши) наследовали ближайшие родственники мужчины по агнатной линии вплоть до пятого колена. Имущество, оставшееся от матери, которое она приносила в семью в качестве приданого и подарков, на-.следовали ее дети: дочь получала половину доли сына.

Из приведенных данных совершенно очевидно следует, что процессы накопления скота в руках отдельных индивидов постоянно прерывались системой обязательной уплаты калыма и выделения енши женатым сыновьям, наделением дочерей приданым и широко развитой системой подарков, особенно внукам, племянникам, родственникам жены и т. п. Иначе говоря, с юридической, точнее обычно-правовой, точки зрения постоянно происходило всемерное перераспределение скота как движимого имущества по различным социальным каналам, что препятствовало его концентрации в руках отдельных индивидов и способствовало его дисперсии. Таким образом, система обычного права носила как бы антимонопольный характер и детерминировала перманентную сегментацию всякого состояния в кочевой среде и регулировала каналы передачи этого имущества.

Рассмотрим формы собственности на землю. Согласно обычному праву казахов признавалось право общинной собственности на кормовые угодья пастбищной территории вокруг стационарно устроенного зимнего жилища (кстау). О том, что «зимовки обыкновенно сохраняются из рода в род, как нечто наследственное и драгоценное», сообщают практически все имеющиеся исторические и этнографические источники (Броневский, 1830. Ч. 43. Кн. 124. С. 74-75; Левшин, 1832. Ч. III. С. 23; Баллюзек, 1871. С. 150; Чор-манов, 1871. № 33; Померанцев, 1871. № 21; Гейне, 1897. Т. I. С. 60; и др.). «Зимовка,- свидетельствует М. Чорманов,- считается наследственным достоянием аула, и место ея переменяется только в случае крайней необходимости» (Чорманов, 1883. С. 41). Располагавшиеся по периферии зимовки ранневесенние и позднеосенние пастбищные угодья также являлись собственностью минимальной общины (см. параграф 4.1. и 6.1.).

Наряду с этим существовала собственность различных сегментов «ассоциативной группы» на все типы пастбищных угодий, в частности, группы минимальных общин на всю территорию зимнего выпаса скота, группы расширенных общин на всю территорию летних пастбищ джайляу, а также на весенние и осенние маршруты кочевания (МКЗ. Т. II. С. V, XXIII-XXIV; МКЗ. Т. IV. Описания… С. 97, 99; МКЗ. Т. XII. Общая часть. С. 103 и др.). Так, например, «Материалы по киргизскому землепользованию» свидетельствуют, что «…зимними пастбищами все аулы, входящие в состав группы, пользуются совместно; между кстау этих аулов границ нет, но с посторонними аулами существуют определенныя границы» (МКЗ. Т. IV. Общий очерк. С. 15-16). «У киргизов владение землей общинное. Каждый род и отдел имеют свой определенный участок; на этом пространстве каждый из родовичей может иметь свои пашни, летовки и зимовки; но род ревниво следит за тем, чтобы никто из другого отдела не занимал их земель» (Живописный альбом… С. 330).

Общинная и «ассоциативная» собственность на землю представляли собой совокупность прав собственности всех членов данной общности (подробнее см. параграфы 6.1. и 6.2.). Поэтому как члены общины, так и ассоциативной группы имели общепризнанные права на выпас скота на пастбищах принадлежавших тому или иному образованию. Но при этом никто не мог самостоятельно распорядиться своим правом собственности на землю (МКЗ. Т. IV. Общий очерк. С. 31; Описания… С. 112; МКЗ. Т. IX. Общий очерк. С. 33 и др.). Иначе говоря, отношения по поводу земли характеризуются «коллективной» (общинной, ассоциативно-групповой) собственностью как совокупностью прав собственности всех членов данной группы, ограниченных в распоряжении этой собственностью. Внутри ассоциативной группы права различных общин в теплый период года регулировались «правом первозахвата» (Баллюзек, 1871. С. 150; МКЗ. Т. IX. Общий очерк. С. 14 и др.). Право первозахвата не распространялось на зимние пастбища и на искуственные водоисточники и являлось привилегией только членов ассоциативной группы. Обычное право в этой связи гласит, что «кто без позволения аульных прикочует к аулу, или пригонит свой скот, тот подвергается строгому выговору бия и немедленно должен откочевать и отогнать свой скот…» (Загряжский, 1876. С. 170-171).

В масштабах расширенной общины, как мы уже отмечали, имела место прежде всего собственность на водные источники искусственного происхождения (см. параграф 6.1.). Источники свидетельствуют, что «…каждый аул ревниво оберегает свои колодцы и не допустит посторонних к пользованию ими. И если случаются, так сказать, припущенники… так им приходится… довольствоваться тем, что им достанется на долю» (МКЗ. Т. IX. Общий очерк. С. 29). Это право собственности было обусловлено усилиями, затраченными на создание колодца либо аргументировалось давностью лет пользования, принадлежностью колодца предкам (МКЗ. Т. IV. Описания… С. 98; МКЗ. Т. IX. Общий очерк. С. 30; МКЗ. Т. XII. Общая часть. С. 92, 93 и др.). На естественные водоемы - реки, озера, карасу, ключи, болота - распространялось право первозахвата, согласно которому любая община, входившая в ту или иную ассоциативную группу и кочевавшая на территории, находящейся под ее юрисдикцией, могла свободно расположиться у того или иного естественного водоисточника, прийдя на это место первой (МКЗ. Т. XII. Общая часть. С. 87, 93 и др.). Все остальные общины, соблюдая право первозахвата, не останавливались вблизи уже занятого места и передвигались к другим водоисточникам.

Таким образом, в структуре производственных отношений в кочевой среде существовали различные формы обычноправовой собственности на главные средства производства - скот, землю и воду. При этом масштабы и уровень «собственнических» полномочий ассоциативной группы обусловливались внеэкономическими факторами, не были прямо связаны с процессом производства и распространялись на всю территорию локализации общинных структур, составляющих ее, а сама она фактически выступала своего рода единицей землевладения и одновременно гарантом общинной собственности. В свою очередь, минимальная община являлась одновременно единицей землевладения и землепользования, распространяя функции собственника только на пастбищные угодья вокруг стационарно устроенной зимовки. Расширенная община являлась юридически только лишь единицей водовладения и водопользования. Как мы видим, отношения собственности на землю и воду были предельно рассеяны среди различных звеньев социальной организации. Практически ни одна из этих социальных групп не обладала монополией ни на землю, ни на воду.