Нурбулат Масанов - Кочевая цивилизация казахов [Основы жизнедеятельности номадного общества]

При этом следует заметить, что собственно скотоводческое хозяйство определило органическое единство земли, воды и скота как факторов системы материального производства, поскольку элементарное воспроизводство скота как биологического вида было невозможно без известного минимума пастбищных угодий и водных ресурсов. При отсутствии же скота отпадала необходимость в присвоении и использовании земли и водных источников, поскольку нескотоводческие занятия либо какая-то другая форма их утилизации не могли иметь места в ареальной экосистеме. Поэтому ни земля, ни вода не имели в условиях кочевого скотоводческого хозяйства самостоятельной ценности, ибо только скот придавал им потребительское значение. «…У пастушеских народов собственность на естественные продукты земли - например, на овец - это одновременно и собственность на луга, на которых они пасутся» (Маркс, Энгельс. Т. 46. Ч. 2. С. 480). Пастушество «всегда предполагает присвоение земли либо для постоянного поселения, либо для скитания с места на место, либо как пастбища для животных и т. д.» (там же. С. 481). Индивид, таким образом, присваивает землю вследствие того, что она является субъективно-объективной основой его существования, предпосылкой его труда (там же. С. 473- 474). Однако поскольку индивид никогда не выступает в качестве свободного, обособленного и всегда принадлежит и существует как член исторически определенной формы коллектива, объединения (там же. С. 461-472), постольку его собственность выступает как собственность всего коллектива, членом которого он является (там же. С. 466).

Что же касается в этой связи непосредственных производителей, то необходимо подчеркнуть, что они были свободны и не являлись чьей-либо собственностью в юридическом смысле. Поэтому утверждения отдельных авторов о якобы «крепостнических» порядках в кочевой среде (Козьмин, 1934; Златкин, 1964 и др.) следует рассматривать как необоснованные. Если следовать за такого рода рассуждениями, отмечает Г. Е. Марков, «…то придется признать, что как на старых местах расселения, так и на новых рядовые скотоводы сами закрепощали себя и обращали свои кочевья в феодальное владение» (Марков, 1976. С. 87). Действительно юридически трудящиеся индивиды были свободны и ничем кроме принципов производственной кооперации (см. параграф 6.1.) и канонов генеалогического родства (см. параграф 6.2.) в структуре общественных отношений не были связаны. Но они были все же несвободны от условий труда, механизма функционирования производственного процесса, технологии системы выпаса и кочевания, необходимости жить, работать и добывать средства к существованию, объединяться с другими индивидами в общину для того, чтобы обеспечить все элементы трудового процесса. Поэтому масса непосредственных производителей была несвободна и зависела от самой системы материального производства. Что же касается рабства, носившего патриархальный характер, то оно в системе производственных отношений не играло какой-либо принципиальной роли (Семенюк, 1958; Он же, 1959; Хазанов, 1975; Он же, 1976 и др.).

Таким образом, мы вправе заключить, что с обычно правовой точки зрения в системе производственных отношений не существовало каких-либо условий монополизации средств производства: земли и воды в большей степени, скота - в меньшей. Обычное право, судя по всему, своими нормами «рассеивало» отношения собственности на средства производства по различным уровням социальной организации и многообразным каналам межличностных связей и детерминировало сегментацию имущества и прерывание процессов накопления и концентрации скота (Масанов, 1988 и др.).

Объективный характер системы материального производства и целостность функционирования всех элементов трудового процесса детерминировали единство материального и социального в развертывании отношений собственности. «Собственность означает… первоначально не что иное, как отношение человека к его природным условиям производства…» (Маркс, Энгельс. Т. 46. Ч. I. С. 480). В этой связи следует отметить необходимость исследования отношений собственности как объективной реальности, существующей вне сознания человека, поскольку известно, что юридические, а в нашем случае обычноправовые, нормы, как правило, неадекватно отражают реальную ситуацию (Колганов, 1962; Данилова, 1968; Качановский, 1971; Барг, 1984 и др.). В частности, В. П. Илюшеч-кин заметил по этому поводу: «Правовые формы собственности… должны быть объектом изучения правовой, а не политической науки. Последняя призвана исследовать не правовую, а чисто экономическую сторону отношений собственности…» (Илюшечкин, 1986. С. 97).

При этом следует иметь в виду, что «ни принадлежность условий одному из агентов экономического отношения, ни принадлежность одной лишь способности к труду другому агенту не могут составлять отношение собственности,…условия производства без рабочей силы столь же лишены смысла, как и рабочая сила без условий осуществления труда. Собственность потому и выступает как экономическая категория, что эти объективно необходимые элементы опосредования обмена веществ между человеком и природой… поляризовались и субъективизировались на противоположных полюсах. Поэтому собственность как экономическая категория… не может являться ни собственностью на средства производства, ни собственностью на рабочую силу. Она есть нечто третье, представленное в их взаимном отношении, но не сводимое ни к первому, ни ко второму» (Хубиев, 1978а. С. 10). Таким образом, обычноправовые отношения собственности на средства производства отнюдь не исчерпывают всей целостности и содержания отношений собственности в экономическом смысле, являясь лишь институциональной формой их субъективного отражения в сознании людей.

При этом юридические формы собственности представляют интерес, в основном, в качестве исходного общественного отношения, поскольку «производственные отношения проявляются на поверхности действительности в превращенных формах… Индуктивное обобщение таких кажущихся связей и односторонний анализ их не обеспечивают прорыва за внешнюю видимость явлений и могут породить самые вульгарные представления» (Метод политической экономии… С. 173). Нас же в данном случае интересуют реальные отношения собственности т. е. та материальная и социальная субстанция, которая детерминировала лежащие на поверхности юридические формы.

Вследствие этого необходимо рассмотреть ту плоскость отношений собственности, которая имела место в сфере производства, поскольку «собственность имеет предметом присвоения труд, затраченный на производство продукта. Отсюда ясно, что отношения собственности - это отношения между людьми в процессе общественного производства» (Данилова, 1968. С. 50). При этом подчеркивается, что «утверждение о том, что собственность есть социальная форма присвоения средств производства, дает отражение отношения собственности на уровне ее бытия как экономической предпосылки процесса производства. Далее… необходимо рассмотреть движение тождества или противоположности соотношения элементов собственности в процессе производства» (Хубиев, 1978а. С. 10), ибо «объективными элементами отношения собственности служат труд и условия его осуществления. Только в единстве соотношения этих элементов можно говорить о собственности в экономическом смысле» (там же. С. 9.).