Нурбулат Масанов - Кочевая цивилизация казахов [Основы жизнедеятельности номадного общества]

На основе экономической необходимости эти два полярно расположенных класса номадного общества совершенно естественно вступали в объективно закономерные взаимоотношения друг с другом по поводу обеспечения всех элементов процесса производства и создания общественного продукта для удовлетворения потребностей всего общества. Со стороны класса непосредственных производителей экономической мотивацией вступления в альянс с богатыми скотовладельцами являлась насущная потребность обеспечения необходимого продукта, т. е. минимального прожиточного уровня для того, чтобы жить, работать и воспроизводить себе подобных. Это осуществлялось как посредством найма в хозяйства богатых скотовладельцев, так и посредством интеграции с ними в рамках общинных структур. Вследствие этого в реальном процессе производства класс непосредственных производителей может практически существовать и воспроизводить себя только лишь как составная часть единой целостности, дополняя в системе производственных отношений и социально-экономической структуре общества класс богатых скотовладельцев.

В свою очередь, со стороны экономически господствующего класса кочевого общества фундаментальным фактором вступления в систему производственных отношений являлось стремление получения прибавочного продукта, позволяющего противостоять процессам «рассеивания» и обеспечивать высокий уровень жизни и полноту власти. Производство прибавочного продукта осуществлялось как посредством найма работников производства, так и посредством «совместного» труда в оамках обшины. Вследствие этого можно заключить, что два полярно противостоящих друг другу общественных класса кочевого мира - непосредственных производителей и богатых скотовладельцев - взаимно дополняли друг друга в процессе производства и были составными частями единого социально-экономического комплекса производственных отношений номадного способа производства.

Проблема формационной природы докапиталистических обществ представляет огромный научный интерес не столько для познания этого особого культурно-исторического феномена, сколько в связи с необходимостью познания общих закономерностей пространственно-временного развертывания всемирно-исторического процесса. Следует заметить, что практика изучения данной проблемы, особенно оживленно обсуждаемой в последние два десятилетия в связи с критикой пятичленной схемы (первобытность - рабовладение-феодализм - капитализм - коммунизм), отличается дискуссионной направленностью и обилием нередко диаметрально противоположных суждений (см.: Общее и особенное в историческом развитии стран Востока, 1966; Данилова, 1968; Текеи, 1975; Илюшечкин, 1980 и др.). При этом зачастую имеет место апелляция к «классическим» канонам пятичленной схемы, изложенным в «Кратком курсе истории ВКЩб)», попытка искусственно подогнать многообразие конкретно-исторических путей развития докапиталистических обществ к «идеальной» модели феодального способа производства (Качановский, 1971; Никифоров, 1977; Коби-щанов, 1966 и др.). Только лишь в последнее время наметились новые и оригинальные подходы в творческом поиске ученых относительно формационной природы доиндустриальных обществ.

Особенно сложный и многоплановый характер носит дискуссия о стадиальном уровне развития кочевых обществ (см. Сулейменов, 1989 и др.). Неоднозначность суждений, как нам представляется, основывается в значительной степени на весьма неадекватных методах исследования и подчас полярных подходах к пониманию как отдельных терминов и понятий, например, таких, как «способ производства», «кочевничество», «отношения собственности», «государство», «община», «феодализм» и т. д., так и всей целостности номадного социума и его места в истории человечества. В диахронном плане историография кочевничества эволюционировала от «бесклассовой» оценки системы общественных отношений в среде номадов до «классовой», а затем «маятник» пошел в обратную сторону, остановившись на показателе деления «раннеклассовое» общество. При этом активно обсуждался по существу лишь один аспект проблемы формационного развития общества - наличие или отсутствие классовой поляризации. Рассмотрим более основательно ныне существующие точки зрения в концептуальном срезе, опуская в целях экономии места историю изучения данной проблемы, которая получила освещение в ряде специальных работ (см.: Марков, 1967; Он же, 1976; Федоров-Давыдов, 1973; Хазанов, 1975; Першиц, 1976; Илюшечкин, 1980; Коган, 1981; Исмаил, 1983; Крадин, 1987; Сулейменов, 1989 и др.).

Доклассовая стадия общественного развития. Данная точка зрения, получившая в принципе широкое распространение в русской дореволюционной и зарубежной историографии, в основном базировалась на ведущей роли в системе общественных отношений так называемых «родовых» отношений, отсутствии развитой государственности и преобладании «демократических» элементов в жизни общества. Так, например, А. Н. Седельников писал по этому поводу, что «общественный строй киргиза можно назвать демократическим…» (Седельников, 1903. С. 214). П. Е. Маковецкий полагал, что «весь строй общественной киргизской жизни» «зиж-делся на родовом начале» (МКОП, 1948. С. 262). В наиболее «концептуальной» форме это положение было сформулировано выдающимся русским этнологом Н. А. Аристовым: «…При патриархально-родовом быте тюрков-кочевников, роды и сочетания родов и их частей в родовые и племенные союзы действительно имели преобладающее во всех отношениях значение» (Аристов, 1896. С. 283). Однако в целом данная точка зрения так никогда и не была конституирована как целостная модель общественного развития кочевых народов, поскольку проблема формационного развития номадов не являлась предметом специального и самостоятельного исследования в русской дореволюционной историографии. И. Пахомовым в этой связи было справедливо замечено, что «…для изучения экономического строя и эволюции его сделано очень мало» (Пахомов. 1911. С. 1).

В последующее время данная точка зрения получила дальнейшее обоснование в работах ряда авторов 20-30-х гг. Одним из первых исследователей, предпринявших научный поиск в этом направлении, стал А. П. Чулошников, который после изучения широкой панорамы общественной жизни кочевников-казахов пришел к выводу о том, что «патриархально-родовой уклад» «всегда и везде был неразрывно связан с кочевым бытом» (Чулошников, 1924. С. 193). А. Ф. Рязанов писал в этой связи, что у кочевников «…не сложилось единой государственной власти, казаки жили родовым строем. Родовая организация, как естественная форма кочевого общежития, вполне соответствовала тогдашним формам хозяйственной жизни народа» (Рязанов, 1926. С. 187). Однако с изменением общественно-политической ситуации в стране в конце 20-х гг. точка зрения о бесклассовости номадных социумов была отвергнута в связи со вставшей на повестку дня «необходимостью» доказательства тезиса об обострении классовой борьбы в казахском кочевом ауле и революционном характере преобразований в 20- 30-е гг. Социальный заказ провозгласил доминанту классового подхода, а «бесклассовая» оценка кочевого общества была объявлена происками буржуазных националистов, создававших миф о патриархальном равенстве и патерналистских тенденциях в развитии кочевников (см.: Дахшлейгер, 1965; Он же, 1969 и др.). Курс на «классовость» стал ведущим в советской историографии вплоть до наших дней. Иначе говоря, концепция «бесклассовости» общественного строя кочевых народов, воспринимавшаяся большинством исследователей XIX - начала XX вв. как сама собой разумеющаяся закономерность социального развития номадов, поддержанная практически всеми теоретиками общественной жизни, например, Н. И. Зибером, К- Каутским, П. Кушнером, К. М. Тахтаревым и многими др., в принципе не успела оформиться в целостную научную концепцию со всеми сопутствующими атрибутами.