Юджин Роган - Падение Османской империи [Первая мировая война на Ближнем Востоке, 1914–1920]

Поначалу Джемаль-паша решил не давать делу ход и закрыть глаза на эти обличительные документы. Он прибыл в Сирию с амбициозной целью возглавить победоносный поход османской армии на Суэцкий канал, добиться полной победы над британцами и тем самым спровоцировать мусульманское население Египта на восстание против британского правления. Он не придавал большого значения арабскому националистическому движению и считал, что победы османской армии на поле боя полностью нейтрализуют его влияние. Политические репрессии могли только подорвать моральное состояние общества, в то время как Джемаль надеялся сплотить эту часть мусульманского мира вокруг общей цели — освобождения Египта от британской оккупации [437] Djemal Pasha, Memories of a Turkish Statesman , 1913–1919 (London: Hutchinson and Co., n.d.), 197–199. .

С провалом наступления на Суэцкий канал в феврале 1915 года отношение Джемаля к арабам в целом и к арабским националистам в частности ухудшилось. Многие арабские вожди, обещавшие направить ополчения для участия в синайской операции, так и не сделали этого, предпочтя со стороны наблюдать за унизительным отступлением Джемаля. Особенно явно проигнорировали эту военную кампанию Хашимиты, которые не предприняли ничего для того, чтобы собрать племена Хиджаза под знаменем султана.

Кроме того, поражение османской армии на Синае усилило сомнения арабского населения относительно будущего Османской империи. Рядовой Ихсан Туржман, выходец из иерусалимского среднего класса, записал в своем дневнике разговор с тремя своими друзьями, двое из которых были офицерами османской армии. В конце марта 1915 года, после неудачного похода на Суэцкий канал, эти четверо арабов «обсудили ход этой злосчастной войны и судьбу османского государства. Все мы сошлись на том, что дни этого государства сочтены и его расчленение неизбежно». Поскольку мысль о неминуемом распаде Османской империи все больше овладевала умами арабских граждан, тайные националистические общества стали представлять все бо́льшую угрозу. И Джемаль-паша решил искоренить их [438] Друзья Туржмана также были выходцами из почтенных иерусалимских семей: Хасан Халиди и Омар Салех Баргути, оба офицеры османской армии. Третьим другом был учитель и писатель, мастер дневниковой литературы Халиль Саканини. См. также книгу: Salim Tamari, Year of the Locust: A Soldier's Diary and the Erasure of Palestine's Ottoman Past (Berkeley: University of California Press, 2011), 91. .

Молодой стамбульский журналист Фалих Рифки стал непосредственным свидетелем кампании репрессий, развернутой Джемаль-пашой. Рифки сделал блестящую карьеру на службе у великого визиря и привлек внимание младотурецкого триумвирата своей колонкой, которую он вел в ведущей стамбульской ежедневной газете «Танин». Занимаясь освещением Балканских войн, он познакомился с Энвер-пашой. Вскоре министр внутренних дел Талаат-паша назначил Рифки своим личным секретарем. А когда Джемаль отправился из Стамбула в Сирию в качестве генерал-губернатора сирийских провинций и командующего Четвертой турецкой армией, он специально попросил откомандировать Рифки в его генеральный штаб на должность главы разведки. Так в 1915 году Рифки прибыл в Иерусалим.

В то время штаб Джемаля располагался в немецкой гостинице на Елеонской горе, возвышавшейся над старым Иерусалимом. Прибыв в штаб, Рифки обнаружил у двери кабинета Джемаль-паши взволнованную толпу людей. Сам командующий был очень занят — читал корреспонденцию, подписывал документы и выкрикивал приказы, — так что поначалу не обратил на Рифки никакого внимания. «Адъютант, зовите сюда знать из Наблуса!» — прокричал он наконец.

Группа из 20 испуганных человек замешкалась на пороге кабинета Джемаля, читая короткую молитву. Наконец они переступили порог и встали у большого окна, из которого открывался потрясающий вид на Иерусалим и его окрестности. Не обращая на них внимания, Джемаль продолжал заниматься бумагами. Рифки не знал, в чем обвиняют этих людей, но по тревожному выражению их лиц мог понять, что те боятся за свои жизни. Заставив этих людей прождать несколько минут, должно быть, показавшихся им вечностью, командующий наконец бросил бумаги на стол и поднял на них глаза.

— Вы осознаете всю тяжесть преступлений, совершенных вами против вашего государства? — спросил он властным тоном.

— Во имя всего святого, простите нас, — в отчаянии пробормотали мужчины.

Джемаль взглядом оборвал их.

— Вы знаете, какое наказание предусмотрено за такие преступления? — продолжил он. — Вы заслуживаете быть повешенными.

Рифки увидел, как кровь отхлынула от лиц присутствующих.

— Да, повешенными. Но Блестящая Порта проявляет к вам свое высочайшее милосердие. На данный момент я ограничусь ссылкой вас и ваших семей в Анатолию.

Радуясь, что им удалось избежать виселицы, люди принялись благодарить турецкого командующего за свое спасение.

— Вы можете идти, — наконец сказал Джемаль-паша, завершив встречу. И почтенные жители Наблуса ринулись прочь из его кабинета.

Когда они остались одни, Джемаль повернулся к Рифки и поприветствовал того с широкой улыбкой. Вероятно, он почувствовал дискомфорт журналиста, ставшего свидетелем столь произвольного отправления правосудия за неназванные преступления. «А чего вы ожидали? — пожал плечами Джемаль. — С ними иначе нельзя!» [439] Falih Rıfkı Atay, Le mont des Oliviers (Paris: Turquoise, 2009), 29–30. Эта книга впервые была издана на турецком языке в 1932 г. под названием Zeytindağı.

В 1915 году османские власти начали массово отправлять в ссылку неблагонадежных арабских граждан. Большую роль в этой кампании сыграл Джемаль-паша. «Куда я только не ссылал их!» — однажды с улыбкой похвастался он Фалиху Рифки. Главными мишенями были люди, подозревавшиеся в причастности к националистическому движению, и арабские христиане, чьи церкви находились под защитой России и Франции.

В отличие от депортации армян, ссылки арабов не были прелюдией к массовой резне или «маршам смерти». Скорее это был способ нейтрализовать угрозу, которую представляли собой для государства отдельные личности, путем изоляции их от «опасных» друзей и соратников. Сосланные были вынуждены жить за счет личных средств, а когда те заканчивались, становились полностью зависимыми от османского правительства. Их друзья и семьи всячески старались продемонстрировать свою лояльность властям, чтобы вернуть своих близких из ссылки. В общей сложности к концу войны османские власти выслали около 50 000 человек [440] Eliezer Tauber, The Arab Movements in World War I (London: Frank Cass, 1993), 38. .

Города и села, уже лишившиеся значительной части мужского населения из-за многократных мобилизаций, в результате массовых политических ссылок совсем обезлюдели. Для торговли и сельского хозяйства эти меры обернулись катастрофой. Магазины были закрыты, поля стояли невозделанными, а на фермах остались только изнуренные женщины, дети и старики. Положение усугубилось, когда на Сирию обрушились тучи саранчи. «Саранча атакует по всей стране», — написал Ихсан Туржман в своем дневнике в марте 1915 года. «Нашествие саранчи началось семь дней назад. Сегодня ее полчища летели над городом [Иерусалимом] целых два часа, закрывая собой все небо. Господи, защити нас от трех напастей — войны, саранчи и болезней, — пожирающих нашу страну», — молил он.