Вильям Райан - Баня в полночь [Исторический обзор магии и гаданий в России]

14. Дело № 17 (707), 1734—1740 годы. Архимандрит Курского Знаменского Богородицкого монастыря Митрофан (Шеинков) обвинен в 81 преступлении; по его делу были собраны свидетельства на 486 листах, включавшие обвинения в безнравственности, жизни в роскоши, продаже церковного имущества, вымогательстве и колдовстве [94].

15. Дело № 428 (286) 1740 года. Слуга полковника Илья Човпило обвинялся в том, что кровью написал договор с дьяволом сроком на 30 лет [95].

16. Дело № 328 (431) 1740 года. У Якова Ярова, обвинявшегося в колдовстве, обнаружены коренья, травы, кости, волшебные {611} заговоры, книга гаданий и букварь. Ему инкриминировали использование костей и Псалтыри для гадания. Под пыткой Яров признал, что отрекался от Христа и предавался Сатане. Он также показал, что знает в Симбирске еще одного волхва. Жена Ярова заявила, что Яков ставил иконы «ликом к стене», не носил креста, не поклонялся иконам и ей запрещал, отказывался умываться перед сном и поутру, а когда жена была беременна, говорил, «чтобы того младенца отдать крестить отцу ево Сатанаилу». Соседи Ярова в его защиту показали, что он только лечил, используя травы. В Синоде дело рассматривалось в 1740 году, между тем волшебник Яков Яров был сожжен еще в 1736-м [96].

17. Дело № 294 (292) 1746 года. Санкт-петербургская полиция арестовала крестьянина за то, что у него был найден список апокрифа «Сон Богородицы». Его приговорили к «нещадному» наказанию плетьми и ссылке в тяжелые работы в Ипатьевский монастырь [97].

18. Дело 17 (429) 1754 года. Священник и его жена обвинялись в обращении к волшебнице за «зельем» для рождения детей [98].

19. Дело № 528 (349) 1754 года. Суздальский епископ Порфирий доносил: колдовство и ворожба в его епархии настолько распространены, что их можно встретить почти в каждом доме. Епископ просил, чтобы его отпустили из Суздаля и освободили от пастырских обязанностей [99].

20. Дело № 114 (214) 1759 года. У капрала Ингерманландского драгунского полка Николая Серебрякова найдено письмо с обращением к Сатане. Военный суд приговорил вырвать капралу язык каленым железом и казнить через сожжение [100].

21. Дело № 169 (61) 1759 года. Крестьянин [Василий Рыбаков] пытался обеспечить расположение к себе вдовы, нашептывая наговор над бутылкой: в ту бутылку дунул и вином из той бутылки хотел напоить вдову. Крестьянин утверждал, что он не думал, что его действия являются волшебством. Наказан плетьми [101].

22. Дело № 322 (382) 1770 года. В Коломне выдвинуто обвинение против мальчика, который занимался волшебством, выкликая звериными голосами [102]. На самом деле первоначально процесс возник из-за того, что поп выдвинул ложное обвинение в порче против дьячка, который якобы испортил попадью. Обыск в доме попа обнаружил множество магических текстов, включая «Сон Богородицы», «Иерусалимский свиток», другие апокрифические и эсхатологические сочинения, гадание с упоминанием имени царя Давида и травник [103]. {612}

23. В 1770 году на Алтае государственный крестьянин Артемий Сакалов схвачен по подозрению в расколе; в дальнейшем обвинялся по «слову и делу». После расспросов в церковном суде отправлен в сибирскую провинциальную канцелярию для расследования политических обвинений, которые в конечном итоге подтвердились. Однако Сакалов был вновь направлен в церковный суд, поскольку его показания свидетельствовали о совершении им целого ряда религиозных преступлений. Обвиняемый сам записал перечень собственных прегрешений до своего ареста. В числе совершенных им грехов оказались грабеж, убийство, поджог, ограбление церквей и языческих курганов, связь с нечистой силой, произнесение колдовских заговоров с обращением к дьяволу (которого он называл отцом), Христу и трем древним славянским божествам: Перуну (которого судейские в своих пометах назвали «жидовским еретиком»!), Вихорю и Коляде. Кроме того, Артемий Сакалов толковал сны, разводил бобы и гадал по Псалтыри [104].

В других делах, описанных в литературе, солдат Петр Шестаков приговорен в 1740 году к наказанию шпицрутенами сквозь строй за владение заговорами [105]; еще один солдат, Петр Крылов, обвинялся в 1751 году в том, что он написал своей кровью четыре богохульных письма, желая стать богатым и знатным. Крылов заявил, будто он был научен крестьянином; а тот, в свою очередь, показал, что получил греховное заклинание с обращением к Сатане от монаха [106]. В 1756 году попы Макарий Иванов и Петр Осипов были лишены священства и вместе с братом Макария Стахеем и пономарем Иваном Кузьминым переданы в светский суд для наказания после расследования, которое выявило принадлежавшие им черные, демонические, заговоры [107].

Примечательно, что многие из обвиняемых и обвинителей в подобных случаях — довольно высокопоставленные лица как светского, так и духовного звания. При этом обвинения могли быть ориентированы на статьи военного законодательства или более старые статьи «слова и дела» о государственной измене. Обвинялись обычно мужчины; обвинения, как ни странно это звучит, подкреплялись уликами (чаще всего найденными у обвиняемого травами и кореньями, апокрифическими сочинениями, такими как «Сон Богородицы», текстами заговоров); изредка упоминается одержимость нечистой силой. Неудивительно, что в Синодальном суде рассматривалось много дел с участием духовных лиц; духовенство {613} оставалось той сравнительно небольшой и тесно организованной социальной прослойкой, над которой все еще сохранялась определенная юрисдикция Синода. Эти данные можно сопоставить со значительным процентом духовных лиц среди тех, кого обвиняли в колдовстве на еретических процессах Римской инквизиции в Италии [108]. Инквизиция не позволяла обвинявшимся в колдовстве свидетельствовать против других лиц. В российской же практике и до, и после издания петровского военного законодательства обвиняемые, по-видимому, всегда подозревались в сговоре с другими людьми, причем следствие стремилось выудить у них имена соучастников, виновных в аналогичных поступках. Ситуация до некоторой степени изменилась, лишь когда стали отклоняться контробвинения, поступавшие от приговоренных к смерти (по указу 10 апреля 1730 года), — это должно было защитить невинных от злонамеренных обвинений.

Следует также иметь в виду, что до конца XVIII века в России не было ни юриспруденции как академической науки, ни профессии юриста. По существу управление страной осуществлялось через законодательство посредством царских указов, которые интерпретировались царскими же чиновниками [109]. «Судебники» 1497 и 1550 годов и «Соборное уложение» 1649 года (попытки кодификации права в Московском государстве) на деле представляли собой смесь византийского по происхождению канонического права, административных правил, политических заявлений о взаимоотношениях царя, дворянства и остальной части общества, а также уголовного кодекса. В «Соборном уложении» области церковной юрисдикции и юрисдикции светского суда некоторым образом разграничивались, причем светское законодательство никак не касалось магии и колдовства, хотя в главе 1 и предложены меры против богохульства и кощунства. С другой стороны, как отмечает российский историк права Г.Г. Тельберг, самые первые слова статьи 1 главы 2 «Уложения» (т.е. первой главы, касавшейся светского права и особенно преступлений против величества, власти и здравия царя) — «буде кто каким умышлением учнет мыслить на государское здоровье злое дело» — на самом деле подразумевали колдовство и определяли наказание в виде смертной казни. Это кажется вполне справедливым, ведь именно по этой статье в 1689 году в связи с так называемым «делом Шакловитого» четверо мужчин обвинены в заговоре с использованием колдовства и насылании по ветру чар против юного Петра I и его семьи. Они были {614} признаны виновными и казнены: в срубе сожгли двух «волхвов» и обезглавили тех, кто их нанимал [110]. Тельберг цитирует несколько других дел, из которых становится ясно, что «злые умышления» на самом деле были магическими [111]. Да и странно, если бы новый законодательный свод никак не касался этой темы, — учитывая страх перед колдовством при российском дворе XVII века, характер клятвы, которую приносили находившиеся на государевой службе, и тот факт, что обвинения в колдовских делах столь часто приобретали политическую окраску.