Пьер Бриан - Дарий в тени Александра

В начале своего рассказа Арриан упоминает различные версии, расходящиеся в основном не по содержанию истории, а по дате и месту. Согласно другим авторам, говорит он, этот эпизод произошел ранее - в Северной Индии. Квинт Курций относит этот эпизод к периоду перехода через пустыню в Бактрии, во время похода против Оха [51] Квинт Курций VII.5.9–10 . Плутарх же относит его к немного более раннему периоду, и располагает его в Парфии, во время преследования Дария, которому изменили его приближенные [52] Плутарх. Александр 42.6–10. ; Фронтин же считает, что все происходило еще раньше, в Африке, то есть в Египте [53] Фронтин. Военные хитрости 1.7.7. : контекст этот отлично согласуется, так как при походе к оазису Аммона солдаты Александра отчаянно страдали от жажды; они были спасены при помощи божественного вмешательства [54] Квинт Курций IV.7.5–16; Плутарх. Александр 26.10–13; 27.1–4; Арриан III.3.3–6. . И наконец, Полиен не дает никаких географических указаний [55] Полиен. Stratagdmata IV.3.25. Рассказ явно внушен рассказом Арриана. . Авторы привыкли относить анекдот к тому времени и месту, когда он будет лучше всего соответствовать рассказу. У Плутарха он приводится в рамках длинного повествования, целью которого является демонстрация того, что, несмотря на успехи, Александр остался настоящим военачальником, вопреки мнению некоторых из его компаньонов, которые, "как он видел, предавались безудержной роскоши и вели наглый и очень дорогостоящий образ жизни... Он сам подвергался опасности одновременно из-за того, что подвергал опасности себя и призывал других к добродетели" [56] Плутарх. Александр 40–42 (41.1). . У всех древних авторов мы находим topos, например, у Квинта Курция, объясняющий, до какой степени царское стремление разделить образ жизни и испытания солдат способствовало возникновению их привязанности к нему, практически обожания [57] Квинт Курций III.6.19–20. . Легко понять, что подобная сцена может вдохновить художников и граверов (рис. 45).

Очевидно, что жанр exemplum не исключает возможности создания вариаций, наблюдающихся у различных авторов. У Плутарха Александр общается со своими всадниками [58] Там же. 42.6–10; но в ходе окончательного преследования Дария известно, что Александр окружил себя войском закаленных всадников (Арриан I 11.20), на последнем этапе, когда он перешел на безводную дорогу, превратив даже пехотинцев во всадников, (21.8). , в то время как у Арриана он^слез с лошади, чтобы разделить страдания своих пеших воинов. Тот или иной автор может добавить от себя украшение в тексте, например акцент на семью у Квинта Курция и Плутарха, которые таким образом обостряют эмоциональный груз повествования и придают Александру образ кормильца: солдаты, которые нашли воду, "приносят ее своим сыновьям, которые находились в той же колонне, что и царь, и очень страдали от жажды"; Александр отклоняет воду, говоря им: "Идите, бегите! Отдайте вашим детям то, что вы принесли специально для них" [59] Квинт Курций V.7.12; см.: Плутарх. Александр 42.8–9: «Он взял шлем в руки, но, бросив взгляд вокруг, он увидел, что все всадники повернули головы и смотрят на питье. Тогда он отдал воду, не выпив ее, и, поблагодарив тех, кто ее ему предложил, сказал: «Если я выпью ее один, эти люди падут духом». . Но, помимо этих авторских вариаций, сценарий, актеры, сцена (жаркая безводная пустыня) и объекты (вода и шлем) идентичны, и монархическая мораль все та же.

Сейчас современный читатель вправе задать вопрос: зачем возвращаться к этому монархическому сюжету, уже подробно рассмотренному во всех подробностях, хотя, в противовес другим уже представленным историям, анекдоты о царском шлеме и воде не включают явно указаний или намеков ни на Дария, ни на какого-либо другого Великого царя? Ответ прост: дело в том, что в этом случае умолчание о персидских привычках звучит наиболее оглушительно. Этим я хочу сказать, что в действительности вчерашние греческие или римские читатели, скорее всего (а нынешние читатели, внимательно ознакомившиеся с античными текстами - безусловно), автоматически создавали очевидные сравнения между поведением, приписанным Александру, и хорошо известной практикой ахеменидского двора.

Описывая поход Кира Великого против Вавилона, Геродот приводит пассаж относительно традиций ахеменидского двора, связанный с перемещениями царя в ходе военных кампаний:

"Когда Великий царь участвует в военном походе, он забирает из своего Дома (ex oikou) множество продовольствия и скота; в частности, он берет с собой воду из реки Хоасп, которая течет около Суз, и не пьет никакой другой. Эта вода из Хоаспа кипятится, переливается в серебряные сосуды, погруженные на множество четырехколесных колесниц, запряженных мулами, которые следуют за царем при любом его перемещении" (1.188).

Вслед за Геродотом это правило было упомянуто многочисленными античными авторами, настолько оно поразило их своим своеобразием и показным характером. Атеней цитирует Геродота и добавляет, что, согласно Ктесию, "эту царскую воду кипятят и, когда ее переливают в эти сосуды, она перевозится к царю, который считает, что она наиболее чистая и самая вкусная" [60] Атеней II.45a-b (basilikon hydor elaphrotaton kai hediston). . Великолепные качества воды из Хоаспа были на самом деле хорошо известны: "все знали, что Хоасп несет замечательную воду", - пишет Квинт Курций [61] Квинт Курций V.2.9 (delicata aqua). . Что касается Страбона, он утверждает, что эта вода намного чище, чем все известные воды [62] Страбон TV.3.22 (elaphrotaton). .

Эти технические реквизиты вставлены в многократные обсуждения лекарственных и лечебных достоинств воды, известные с Античности.

Исключительный коллекционер exempla и научных ссылок, Атеней, связал этот персидский обычай с решением Птолемея II Филадельфа: "Отдавая свою дочь Беренику в жены царю Сирии Антиоху, он позаботился о том, чтобы послать ему воду из Нила - единственной реки, из которой должна была, согласно его желанию, пить его дочь" [63] Атеней II.45c, цитируя Полибия. . Действительно, вода из Нила "была очень оплодотворяющей и весьма вкусной" [64] Там же. 11.41 f, цитируя Теофраста. . Также в длинном повествовании, посвященном сравнению качества различных вод, Плиний использует пример Хоаспа, показывающий, что ахеменидский обычай передался парфянским царям: "Парфянские цари пьют только воду Хоаспа (Евлея), и именно ее они берут с собой повсюду, куда бы они ни направлялись. Но они не считают ее водой из обычной реки, так как они не пьют ни воду из Тигра или Евфрата, ни из множества других рек" [65] Плиний. Естественная история XXXI.21.35. .