Коллектив авторов - Война во время мира: Военизированные конфликты после Первой мировой войны. 1917–1923

Когда лейтенант Теодор Лозе в ноябре 1918 года вернулся с Западного фронта в Берлин, он очутился в чужом мире, взбаламученном революцией: «Они разрушили армию, ниспровергли государство <���…> кайзера предали, республика была еврейским заговором». Вынужденный добывать себе скромное пропитание, работая домашним учителем в семье богатого предпринимателя-еврея, Лозе очень быстро начал сетовать на утрату профессионального престижа, на унижение, испытанное нацией в результате военной катастрофы, и на ту враждебность, с которой его встретили родные после возвращения с полей Великой войны:

Они не могли простить Теодору того, что тот — дважды упомянутый в донесениях — не пал смертью храбрых, как подобает офицеру. Мертвый сын стал бы гордостью семьи, а демобилизованный лейтенант, жертва революции, был для женщин только обузой <���…> Он мог бы сказать своим сестрам, что не виноват в своих несчастьях, что проклинает революцию и полон ненависти к социалистам и к евреям, что каждый прожитый день для него — как ярмо на согнутой шее и что он чувствует себя узником эпохи, словно томится в мрачной тюрьме {126} 126 Roth J. The Spiders Web. N.Y., 2003. P. 4–6. .

Единственную возможность спастись из «мрачной тюрьмы» жалкого существования давало членство в военизированной организации, привносившее в жизнь цель и порядок именно тогда, когда они были больше всего нужны. Лозе вступил в одну из многочисленных ультраправых военизированных организаций, после войны выраставших в побежденных странах Центральной Европы как грибы после дождя.

Здесь он встретил единомышленников — экс-офицеров из бывших армий Германской и Австро-Венгерской империй, убивал членов организации, заподозренных в предательстве, сражался с коммунистами на улицах Берлина и с бунтующими польскими батраками на новой восточной границе Германии.

Вымышленная жизнь Теодора Лозе, увековеченная в чрезвычайно проницательном романе Йозефа Рота Паутина (1923), в сжатом виде заключает в себе тему данной главы: возникновение субкультуры контрреволюционного насилия в побежденных государствах Центральной Европы, где переход от войны к «миру» был отягощен целым рядом на первый взгляд неразрешимых проблем — таких как демобилизация примерно 16 миллионов побежденных солдат, воевавших (и уцелевших) на фронтах Первой мировой войны, крах традиционной политической власти и территориальная ампутация (или полный распад) бывших центральноевропейских империй. Угроза, которую усматривали в этих процессах, послужила толчком к возникновению в Центральной Европе транснационального правого движения воинствующих ревизионистов, намеренных жестоко бороться с внутренними и внешними врагами, ответственными за поражение, территориальный распад и революционный переворот. В этом отношении данная глава содержит критический разбор выдвинутого Джорджем Моссе «тезиса о брутализации»: мы утверждаем, что катастрофическое наследие, отягощавшее центральноевропейскую историю, было оставлено не самой войной, а послевоенным опытом поражения, революции и территориальной ампутации {127} 127 Mosse G. Fallen Soldiers: Reshaping the Memory of the World Wars. Oxford, 1990. .

Этот основной тезис необходимо дополнить рядом оговорок: то, что Беньямин Циман называл «преображением» военного опыта в мирное общество, могло принимать различные формы, включая как сознательное уклонение от политики, так и активный пацифизм либо яростный отказ признавать новые реалии возникшей в послевоенной Центральной Европе «культуры поражения» {128} 128 О «преображениях» в послевоенной Германии см.: Ziemann В. War Experiences in Rural Germany, 1914–1923. Oxford; N.Y., 2007. P. 214 ff. О концепции «культуры поражения» см.: Schivelbusch W. The Culture of Defeat : On National Trauma, Mourning, and Recovery. N.Y., 2003; Horne J . Defeat and Memory since the French Revolution: Some Reflections // Macleod J. (Ed.). Defeat and Memory. Cultural Histories of Military Defeat since 1815. London, 2008. P. 11–29. . В то время как подавляющее большинство немецких, австрийских и венгерских солдат, уцелевших в Первой мировой войне, в ноябре 1918 года вернулось к «нормальной» гражданской жизни, сотни тысяч бывших военнослужащих не сумели этого сделать. Согласно оценкам, в одной только Германии насчитывалось до 120 фрайкоров, в чьих рядах числилось от 250 до 400 тысяч человек, в то время как австрийские и венгерские правые военизированные организации взятые вместе имели в два с лишним раза меньшую численность {129} 129 Sauer В. Freikorps und Antisemtismus in der Frühzeit der Weimarer Republik // Zeitschrift für Geschichtswissenschaft. Bd. 56. 2008; Gerwarth R. The Central European Counter-Revolution: Paramilitary Violence in Germany, Austria and Hungary after the Great War // Past and Present. 2008. Vol. 200. P. 175–209. .

Несмотря на эти количественные различия, военизированная субкультура в Германии, Австрии и Венгрии имела ряд важных общих черт. Во всех трех странах ведущими фигурами, принимавшими участие в основании правых военизированных организаций и в командовании ими, оказывались молодые бывшие офицеры (главным образом лейтенанты и капитаны, иногда — полковники), происходившие из рядов среднего и верхнего классов, — такие как Ганс Альбин Ройтер, Эрнст Рюдигер фон Штаремберг, Эдуард Баар фон Бааренфельс, Беппо Рёмер, Герхард Россбах, Франц фон Эпп, Иштван Хейяс, Пал Пронаи и Дьюла Остенбург, получившие образование и подготовку в военных академиях бывших империй Габсбургов и Гогенцоллернов {130} 130 См. также очень подробный автобиографический рассказ об этом обучении: Heydendorff Е. Kriegsschule 1912–1914 (österreichisches Staatsarchiv. В 844/74: Heydendorff). . В Венгрии бывшие боевые офицеры преобладали не только во влиятельной ветеранской организации Дьюлы Гембеша MOVE (Венгерский национальный союз обороны) или в Союзе пробуждающихся венгров, но и в намного более массовой Венгерской национальной армии. Из 6568 добровольцев, откликнувшихся 5 июня 1919 года на призыв Хорти вступать в ряды создававшейся контрреволюционной Национальной армии, почти 3 тысячи были бывшими армейскими и кавалерийскими офицерами и еще 800 — офицерами, прежде служившими в полувоенной пограничной страже — жандармерии. Многие активисты военизированных организаций во всех трех странах были родом из села, причем в первую очередь — из пограничных регионов, где угроза со стороны других этносов ощущалась намного более остро, чем в таких крупных городах, как Будапешт, Вена или Берлин. В случае Венгрии значительный вклад в радикализацию атмосферы в Будапеште, столичном городе, уже пропитанном воинственным духом в результате революции и временной румынской оккупации, внес большой наплыв беженцев из Трансильвании {131} 131 Kelemen B. Adatok a szegedi ellenforradalom és a szegedi kormâny tôrténetéhez. Szeged, 1923. О. 495–496. Об Австрии см.: Wiltschegg W. Die Heimwehr: Eine unwiderstehliche Volksbewegung? Münich, 1985. S. 274–280. О Германии см.: Gerwarth R. The Central European Counter-Revolution. См. также: Heydendorff E. Kriegsschule… .