Кирилл Столяров - Палачи и жертвы

Оглядываясь на войну и критически оценивая некоторые операции Юго—Западного и 3–го Украинского фронтов, я точно так же не берусь обвинять военачальников, допустивших излишние потери в людях ради беспрекословного выполнения приказов Ставки, то есть Сталина. Рассуждать задним числом легко, ответ известен заранее, а риск равен нулю. Да и кто бы позволил своевольничать в боевой обстановке? Для Сталина человеческая жизнь ничего не значила, трупом больше, трупом меньше, — ему это было безразлично.

В судьбе Абакумова многое и по сей день туманно. Кому и для чего понадобилось губить его? Какую роль в этом играли Маленков и Берия? Кто еще причастен к уничтожению Абакумова?

Поскольку нет точных данных, придется довольствоваться версиями, основанными на логических размышлениях.

Сталин твердо правил страной и постоянно тасовал кадры — ему нравилось, когда между соратниками разгорались склоки. Особое удовольствие ему доставляла борьба за «второй горизонт», за право считаться престолонаследником. В годы войны за Сталиным шел Маленков, а за ним, примерно на одном уровне, следовали Молотов, Берия, Вознесенский и Каганович, заметно опережавшие Андреева, Ворошилова, Жданова, Калинина, Микояна и Хрущева. Кстати, Маленков, Вознесенский и Берия тогда были только кандидатами в члены Политбюро. Всех троих повысили в 1946 году, но обретение более престижного партийного статуса не принесло им позиционных преимуществ. Напротив, все трое переместились, уступив место Жданову, ставшему фаворитом Сталина.

Жесткий и бесцеремонный Жданов теснит «товарищей по партии», невзирая на лица. «Товарищ Сталин и я решили…» — с апломбом заявляет он, — и Маленков перебрасывается на работу в Среднюю Азию, Берия перестает курировать органы госбезопасности и сохраняет за собой только Комиссию по атомной энергии, а маршалы Жуков, Вершинин и адмирал Кузнецов покидают Министерство вооруженных сил СССР и получают назначения с понижением. В это же время Хрущева смещают с поста первого секретаря ЦК КП Украины и пересаживают в кресло Председателя Совмина республики. В правительстве Жданов опирается на Вознесенского, в партаппарате — на Кузнецова, сосредоточившего в своих руках подбор и расстановку руководящих кадров, а в вооруженных силах — на Булганина. Именно тогда Абакумов становится министром государственной безопасности.

Был ли Абакумов человеком Жданова? Люди, хорошо знавшие Абакумова, рассказывали мне, что он безоговорочно признавал одного Сталина. Но Абакумов, судя по всему, испытывал сильное влияние Жданова, разделял некоторые его взгляды и оценки. Например, в отношении к маршалу Жукову, которого Жданов смертельно ненавидел, а Абакумов, как мы убедились, считал крайне опасным человеком.

Чего достигал Жданов, выдвигая Абакумова? Бывший нарком госбезопасности Меркулов был приверженцем Берии, что явно не устраивало Жданова. В этом смысле молившийся одному богу Абакумов выглядел предпочтительнее, а другой подходящей кандидатуры не нашлось, ибо ГУКР «Смерш» был единственной чекистской службой, ранее не подвластной Берии, а Сталин при всем расположении к Жданову вряд ли бы согласился отдать МГБ кому попало.

Смерть Жданова, надо полагать, не обрадовала Абакумова. А Берия и Маленков, разумеется, воспряли духом. Однако Сталин, к огорчению «дорогих Л. П. и Г. М.», заговорил о разделении властей, называя Вознесенского своим вероятным преемником в правительстве, а Кузнецова — в ЦК ВКП(б). Шутил он или говорил всерьез — кто это может знать, но с этого дня Вознесенский и Кузнецов были обречены. Здесь и надо искать истоки «ленинградского дела», используя классический подход — кому выгодно?

В выигрыше оказались двое — Маленков и Хрущев. Первый вернул себе все, утраченное при Жданове, а второй возглавил кадровую работу в ЦК. Быть может, оба они ни при чем, а всю черную работу проделал за них кто–то третий? Так не бывает. Берия тоже не стоял в стороне, он вложил свою лепту в свержение «ленинградцев». То обстоятельство, что он не участвовал в дележе власти, ровным счетом ничего не доказывает — иногда навар получают не сразу, а спустя некоторое время.

Поговаривают, что Абакумова намеревались сжить со света заодно с «ленинградцами», но Сталин якобы воспротивился. Трудно сказать, так было или нет, хотя исключать этот вариант нельзя — слишком велик соблазн завладеть МГБ. Однако слово Сталина перевесило, благодаря чему Абакумов продержался еще год.

Впоследствии Маленков сказал в узком кругу: «Я избавил вас от Абакумова!» Почти то же самое говорил и П. К. Пономаренко, в ту пору один из секретарей ЦК ВКП(б). Думаю, что здесь нет существенного противоречия, так как Пономаренко всецело ориентировался на Маленкова. Для них обоих, с высоты занимаемого положения, подполковник Рюмин казался тараканьей мелкотой, однако его заштатность в данном случае пошла на пользу — донос ничем не примечательного, рядового чекиста при известной сноровке посредников мог прозвучать как глас народа, в то время как генеральская кляуза могла возбудить подозрения Сталина. Как действовал Рюмин — на свой страх и риск, либо по наущению сильных мира сего? — эту тайну он унес в могилу. Важно то, что донос Рюмина был передан Сталину из рук в руки кем–то из секретарей ЦК — то ли Пономаренко, то ли самим Маленковым. А дальше Берия и Маленков убедили Сталина, что Абакумову больше нельзя доверять.

Сменивший Абакумова Игнатьев был ставленником Маленкова, но Берия тоже не пронес ложку мимо рта — внедрил в МГБ генерал–полковника Гоглидзе, чтобы тот учил партаппаратчика Игнатьева чекистскому уму–разуму, по–товарищески делился своим многообразным опытом. А стремительное возвышение Рюмина, который был Игнатьеву, что называется, ни к чему, — это монаршеская милость Сталина, смело выдвигавшего «самородков».

Вопреки мнению недостаточно информированных подростков из организации «СДР», Маленков не был антисемитом. Не был таковым и Берия. Вероятно, Рюмин, с азартом распутывая нити им же придуманного заговора, еврейских буржуазных националистов, вел дело на свой страх и риск. Крылатая фантазия вознесла Рюмина в заоблачные выси, она же его и подвела — он выдал Отцу народов столько краткосрочных векселей, что оплатить их оказалось не под силу, а Сталин не терпел пустобрехов.

Здесь, пожалуй, не обойтись без пояснений.

Мерещившиеся Сталину заговоры отнюдь не лишили его проницательности, все обвинения нужно было подкреплять более или менее убедительными доказательствами. А какие факты были у Рюмина? Только признания арестованных во вражеской деятельности в пользу иностранных разведок. На кого конкретно работали арестованные, за сколько продали врагам нашу державу, где, с кем и когда встречались, чтобы получать задания от агентов империализма, кем были сами агенты, кто из них пойман с поличным и какие дал показания, — все это преподносилось Сталину в общих чертах. Тяготевший к точности Сталин ждал, грозил, а потом вызвал Игнатьева и в гневе потребовал, чтобы «шибздика» (Рюмин был очень мал ростом) убрали. Игнатьев обрадовался и мигом сплавил Рюмина на низовую работу в Министерство госконтроля.