Кирилл Королев - Войны античного мира: Македонский гамбит.

Получив известие о восстании, царь поспешно двинулся в Грецию. Ему понадобилось всего две недели, чтобы из Иллирии горными тропами перейти в союзную Фессалию, а оттуда — к Фивам. Спешка объяснялась просто: стоило промедлить — и фиванское восстание легко могло перерасти в общегреческое, ибо недовольных среди эллинов хватало. Вдобавок, их недовольство было подкреплено персидским золотом — Дарий III Кодоман, занявший престол в 336 г. до н. э., стремился, во-первых, не допустить дальнейшего усиления Македонии, в которой справедливо видел опасного соперника, а во-вторых — разрушить изнутри созданный Филиппом союз греческих полисов. Античные историки упоминают о письме Дария к грекам, в котором царь царей (титул персидских владык) хвалился своим участием в убийстве Филиппа и предлагал деньги за сопротивление македонянам. Афины приняли эти деньги и отправили посольство к Дарию, подтверждая готовность к сотрудничеству, а Спарта и другие города Пелопоннеса выдвинули войска к Истмийскому перешейку.

Внезапное появление Александра под Фивами (македонская армия двигалась так быстро — по 30 километров в день, — что опережала даже слухи о своем приближении) возымело свое действие: пелопоннесские отряды немедля отступили от Истма, афиняне поумерили пыл и затаились. Как сообщает Арриан, Александр и «фиванцам дал срок одуматься и послать к нему посольство». Но Фивы, хотя и остались в одиночестве, продолжали упорствовать. Возможно, причиной тому была память о сравнительно недавних временах, когда, при Эпаминонде, этот город подчинил себе всю Грецию, а его войско, ударную силу которого составлял «священный отряд», разгромило доселе непобедимых спартанцев.

Началась осада. Александр не форсировал события, словно ожидая, что рано или поздно к фиванцам возвратится здравый смысл. Осажденные же делали вылазки, нападая на царский лагерь, а Кадмею, где был заперт македонский гарнизон, обнесли двойным палисадом, «чтобы никто извне не мог помочь запертому отряду и чтобы отряд этот не мог сделать вылазку, когда фиванцам придется сразиться с врагом, нападающим на город» (Арриан). Александр перенес лагерь почти вплотную к Кадмее и остановился у палисада. «Нерешительность» царя раздражала македонских военачальников, большинство из которых были ровесниками Александра и, по молодости лет, отказывались понимать, почему им не приказывают штурмовать Фивы. Самым нетерпеливым оказался Пердикка, один из царских «друзей» (гетайров). Когда ему показалось, что момент благоприятствует нападению, он двинул свой отряд в атаку, не дожидаясь приказа царя. Ему удалось преодолеть первый палисад. Александр послал на подмогу Пердикке лучников и пращников; фаланга в бой пока не вступала. Фиванцев было оттеснили от Кадмеи, но тут к ним подоспело подкрепление, и они обратили македонян в бегство.

И тогда Александр ввел в бой фалангу. Тяжелая пехота мгновенно переломила ход сражения. Фиванцы бросились врассыпную и даже не успели закрыть городские ворота. Дальше сражение превратилось в бойню: македоняне и отряды греческих союзников убивали всех подряд, не щадя ни женщин, ни детей. К тому времени, когда Александр велел прекратить избиение, уже погибло более 6000 жителей Фив.

По решению синедриона — совета Коринфского союза — город был разрушен до основания. Не пострадали только жилища македонских проксенов (граждан Фив, официально представлявших интересы Македонии у себя на родине, — что-то вроде дипломатического представительства) и дом знаменитого поэта Пиндара, который Александр велел пощадить в знак уважения. Уцелевших фиванцев продали в рабство, земли разделили между собой соседние полисы.

Для чего Александру понадобилась эта акция устрашения? Чего он достиг? Как уже говорилось, македонские цари из династии Аргеадов, а за ними — и аристократическая верхушка, тяготели ко всему греческому, охотно перенимали греческие традиции, участвовали в Олимпийских играх (Александр Филэллин), привечали при дворе философов, поэтов и художников. Однако к этой «цивилизаторской инъекции» большинство македонян оказались невосприимчивы, да и правители Македонии, несмотря на внешний лоск, оставались в глубине души теми самыми варварами, к которым не без оснований причисляли своих северных соседей греки [32] Этнографически македоняне занимали промежуточное положение между греками и фракийцами. Несомненно, они относились к той же ветви индоевропейцев, к которой принадлежали и греки, о чем свидетельствует близость македонского языка древнегреческому — по утверждениям античных авторов, македоняне понимали по-гречески и использовали греческое письмо. Однако они рано отделились от греков и на протяжении многих лет вели замкнутый образ жизни, сохраняя патриархальные («варварские» с точки зрения грека) устои, что дало повод Ф. Шахермайру назвать македонян «деревенскими родичами эллинов». . Как и его предшественники на троне, Александр предпочитал маску просвещенного монарха, но в моменты ярости эта маска спадала — и на смену просвещенному монарху являлся монарх абсолютный, тиран, не терпящий даже умозрительных покушений на принадлежащую ему власть. Гнев тирана и суждено было познать тосковавшим о былом величии Фивам.

Почти столетием ранее, в 428 г. до н. э., схожая, хоть и не столь печальная участь постигла греческий город Митилены на острове Лесбос, взбунтовавшийся против афинского владычества. Афинское войско с большими потерями сумело взять Митилены, и стратег Клеон — «наглейший из всех граждан, но в то же время пользовавшийся величайшей поддержкой народа» (Фукидид) — потребовал сурово наказать бунтовщиков, чтобы неповадно было другим. По настоянию Клеона казнили тысячу митиленских аристократов, часть городской территории конфисковали, городские стены срыли, а флот выдали Афинам. Инициатор этой расправы утверждал, что жестокие меры крепят союз во главе с Афинами, на деле же вышло наоборот: отношения афинян и союзников еще больше ухудшились. Сто лет спустя история повторилась, разве что действие перенеслось из Митилен в Фивы, а место демократа Клеона занял самодержец Александр…

«Ты сердишься, Юпитер значит, ты не прав». Уничтожение Фив, безусловно, было стратегической ошибкой. Да, Александр искоренил один очаг сопротивления и заставил присмиреть потенциальных бунтовщиков во всех прочих греческих городах. Но Коринфский союз после этого события превратился в фикцию и держался исключительно на страхе перед Македонцем, а гегемон союза — то есть македонский царь Александр — утратил в глазах греков всякую легитимность. Иными словами, с Персией македонянам предстояло сражаться в одиночку, рассчитывать на существенную помощь союзников уже не приходилось.