Александр Ласкин - Мой друг Трумпельдор

Занавес падает».

Чтобы что-то понять в этой пьесе, надо стать участником нашей компании. Тогда не надо будет объяснять, кто такой «Гальперин без бороды». Помню, он пришел чисто выбритым, а мы прямо опешили. Совсем другой человек! С тем можно было разговаривать запросто, а этого хотелось называть на «вы».

В журнале, как когда-то в хамадерской газете, печатались объявления. Чаще всего новостью было не событие, а набежавшая мысль.

«Утерян аппетит. Нашедшему 33 % просят доставить по адресу: Набережная, 4, Анберсону.

Известный гастроном Беллер-Ицек заметил, что в мире и его окрестностях развивается сильное. движение. Многие кометы даже обзавелись хвостами.

Нам сообщают из достоверного источника. Вследствие наступления ноябрьских холодов в стране нельзя выходить без панамы — можно получить солнечный удар».

Да еще сто подобных шуток разной степени остроты. Казалось бы, зачем? Целый день проводить в поле, а потом еще шутить! Видно, людям требуется не только необходимое, но и лишнее. Ведь жизнь без лишнего сводится к минимуму, а с лишним становится ярче.

Помните, как написано в подзаголовке? «Мы не молчим». Именно так — нас мало кто слышит, но это не повод останавливаться. Говорите, такое упорство достойно психически больных? Что ж, спорить не стану. Не зря наш журнал назывался тем словом, что у вас на языке.

Лучше бы я стал историком Рима! Там все случилось. Тут же перемены каждый день. Не успеваешь не только записывать, но что-либо понимать. Начнешь разбираться, а уже поздно. Обстоятельства снова переменились.

Помню, как я узнал о том, что предстоит еще одна война. Занимаюсь своими насаждениями, а тут — крик. Что такое? Оказывается, Первая мировая дошла до Палестины. Турция вступила в союз с Германией и Австро-Венгрией против Англии, Франции и России.

Про Англию с Францией ничего не скажу, но Россия — это мы. Семьсот человек наших турки выслали в Египет. За ними добровольно последовали еще одиннадцать тысяч.

Я был среди тех, кто не успел. Задержали все те же турнепс и огурцы. Война войною, а урожай надо снимать. Так я дождался ультиматума местных властей. Или мы принимаем турецкое гражданство, или едем назад в Россию.

Стать турецкоподданным значило оказаться среди противников жены и сына. Разумеется, я выбрал Петроград. Тем более что к этому времени я совсем потерял друга. Разными ветрами мне приносило вести о том, что он то в Египте, то в Англии. Словом, там, куда его приводили хлопоты по созданию Еврейского легиона.

Трумпельдор решил, что неправильно приходить на готовое. Прежде надо помочь англичанам победить турок. Англичане, как известно, культурный народ. Если им помогают, то они не останутся в долгу.

Зря Иосиф всех мерил своей логикой. Это наше родимое — поменять-купить-про-дать. Мы и государство хотели создать так. Приобрести такое количество участков, чтобы на них разместился весь народ.

Как вы знаете, этот план оказался не таким безумным. Арабы с удовольствием продавали землю, а мы все дальше переставляли флажки на карте. Наконец огляделись: да это же страна! Остается прибавить театр, газету и все прочее, что необходимо для нормальной жизни.

Со страной получилось, а с войной не очень. Уж Иосиф мог бы рассчитать наперед. Чтобы не настаивать, надо было просто связать одно с другим. Помните ту задачку, что мы решали в плену? Чаще всего так и бывает: вроде все должно разрешиться удачно, а вдруг умирает продавец. Англичане удивили не меньше. После победы над турками им расхотелось делать подарки.

Как вы знаете, похожие ошибки в расчетах привели меня в Петербург. Опять — все по новой. В руке — портфель, в голове — злаки и растения. Дело не в том, что так уж хотелось учиться. Главное было после Палестины успокоить нервы. Попытаться вернуться в те времена, когда мы начинали жизнь в столице.

Еще, конечно, хотелось порадовать жену. При виде новенького портфеля она чуть не заплакала. Ей сразу представилось, как я получаю диплом, а затем мы заводим хозяйство. «Ты займешься турнепсом, — говорила она. — Он будет еще вкуснее, чем на ферме под Минском».

Наверное, так бы и случилось, если бы год был поспокойней. Хотя бы пятнадцатый, а не шестнадцатый. Хорошо еще, роли у меня скромные. Человек в очереди. Муж. Отец. Такие, как я, создают фон. Своей незаметностью оттеняют чужие победы и поражения.

Вроде вырвался из пекла — и опять в пекло попал. Правда, я ни в чем не участвовал. Следил за событиями косящим в сторону взглядом прохожего, который ускоряет шаги... Иногда, конечно, остановишься. О чем говорит этот оратор? В общем-то, много говорливых, но соглашаться не хотелось ни с кем. Почешешь затылок и думаешь: нет, тут что-то не так.

В главном Петербург напоминал Палестину. Казалось, поверх раскаленного воздуха написано: «Здесь совершается история». В этой атмосфере такие люди, как мой приятель, чувствуют себя лучше всего.

Может, это называется дальнозоркостью? Плохо видишь вблизи и отлично далеко. Исходишь из того, что история творится в огне и дыму. Что в качестве места действия она не изберет кафе или летнюю веранду.

Уже говорилось, что тихая жизнь выводила его из себя. Даже в Палестине мой друг иногда скучал. Он тут для того, чтобы сражаться и погибать, а ему приходится сеять и бороться с москитами. Это так же несерьезно, как под Питером пахать землю и отбиваться от комаров.

Когда он узнал, что в России революция, его сразу потянуло туда. Все же температура повыше. Не в смысле погоды, а в смысле общего состояния. Такие моменты как болезнь. Надо успеть, пока держится жар.

Неправильно о российских известиях узнавать из газеты. Отхлебнул чайку — и прочел о том, что русский император отрекся от престола... Нет, он должен находиться недалеко. Пусть не рядом с помазанником, но хотя бы в поле общего напряжения.

Еще было бы неплохо покомандовать. Возможно, повести за собой. На худой конец показать направление пути.

Я узнал, что Иосиф скоро окажется в Петербурге, и забеспокоился. Интересно, думаю, удостоюсь ли я хлопка по плечу? Потреплет ли он по щеке моего сына или прямо от дверей заладит: почему ты тут?

Написано на оборотной стороне листа:

Прежде я устремлялся за своим героем, но сейчас он приехал туда, где находился я. Как говорится, если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе.

Опять автор заслужил порицания? Что за привычка — начинать не с первого, а с десятого! Сперва надо сказать о том, чем за это время стал Петроград.

Я уже писал, что когда-то столица была высокомерной и неприступной. Сейчас гордости поубавилось. Не до красоты, знаете ли. Встаешь в очередь и семенишь вместе с ней. За час делаешь шаг — и опять ждешь.