Манфред Хельманн - Российские самодержцы. Екатерина II. Иван Грозный

Правление молодого царя, столь успешно начавшееся, было внезапно прервано опасным заболеванием весной 1553 года. Он сам сомневался в своем выздоровлении и просил своих доверенных людей, прежде всего митрополита Макария, Сильвестра и Адашева, присягнуть на верность его малолетнему сыну Дмитрию и дать согласие на регентство царицы Анастасии. Бояре опасались повторения бунта и установили связь с двоюродным братом Ивана, князем Владимиром Андреевичем, который жил северо-западнее Москвы, в Старице, центре своего удельного владения. Отношения между Иваном и Владимиром после освобождения, еще в период регентства, были, по-видимому, хорошими, по крайней мере, пока жив был еще князь Андрей, дядя Ивана и отец Владимира. Теперь же Владимир и его мать Ефросинья, которая считалась весьма честолюбивой, решили использовать возможность и склонили часть членов боярской думы присягнуть им. Иван был в особенности удручен тем, что Сильвестр и Адашев не спешили признать наследником малолетнего и болезненного Дмитрия. Вопреки всем ожиданиям, царь выздоровел и осенью 1553 года смог снова в полной мере приступить к исполнению своих обязанностей правителя. Вначале он не подавал вида, однако так никогда и не смог забыть измены и неблагонадежности своих ближайших доверенных лиц. Еще летом 1553 года маленький Дмитрий умер, вскоре после попытки заставить признать его наследником, и вопрос о наследнике вновь оказался открытым. 28 марта 1554 года Анастасия снова родила сына Ивана, за которым 31 мая 1555 года последовал еще один, Федор, так что теперь престолонаследование было обеспечено.

Ничто более достоверно не говорит о решимости Ивана IV принять меры против высшей московской аристократии, чем ряд административных реформ, которые определили характер первого периода правления. Права великокняжеских наместников, происходивших из высшей аристократии, то есть из группы служилых князей и московских бояр, были ограничены еще в 1549 году. Вручение грамот, налагающих на органы местного самоуправления определенные задачи полицейского, административного и юрисдикционального характера, что иногда имело место в период регентства, означало сужение сферы деятельности наместников. Однако они получили свои должности в качестве «корма». На практике это, разумеется, означало, что они эксплуатировали население подчиненных им территорий, вымогали взятки и т. п. Уже в 1551 году Иван IV издал грамоту для крестьян одной волости во Владимирском уезде на Клязьме, в которой им разрешалось за счет твердой повинности (оброка) центральному правительству самостоятельно выбирать своих старост, судей и присяжных (целовальников), которые и будут взыскивать налоги и подати, уплачиваемые населением государству. Эти зачатки местного самоуправления уже в 1552 году получили свое развитие в законодательных актах общего характера. Тем не менее, к осуществлению своих намерений Иван IV подошел лишь в 1555 году. Города и сельские общины были наделены правом выхода из-под надзора и юрисдикции великокняжеских управляющих посредством откупа. Денежные поступления должны были использоваться для выплаты жалования наличными тем мелким служилым людям, которые до настоящего времени находились на «кормлении». Наместники из числа представителей высшей аристократии упразднялись вообще.

Если бы эта новая система провинциального и городского самоуправления смогла развернуться полностью, то была бы достигнута переструктуризация, предполагающая участие, при этом с полной моральной ответственностью, самых низших слоев в управлении государством. Однако в центре не были намерены полагаться лишь на честность выборных сборщиков податей и добрую волю налогоплательщиков. Уже в 1551 году сбор налогов в особых случаях поручался двум московским купцам и двадцати гражданам данного города, которые несли за это ответственность в размере суммы, в два раза превышавшей их собственное состояние. Этим, кстати говоря, уже нарушалась новая административная система. Была достигнута лишь централизация управления, и путем отмены системы «кормления» упразднены наместники-аристократы.

Вследствие этой реформы возросло значение существующей центральной власти, которая не только укрепилась, но и расширила свои полномочия. В годы правления Ивана утвердилось ее название, «приказ», как признак институционализации государства в XVI веке. Приказы существовали как для отдельных отраслей деятельности, так и для территорий. Например, «посольский приказ» соответствовал министерству иностранных дел. Его значение росло по мере оживления и расширения связей с иностранными государствами. В этом приказе работал Адашев. Для вновь завоеванной Казани был создан Казанский приказ, который занимался всеми вопросами, связанными с присоединенными областями на востоке. В этой центральной администрации, где существовала обширная переписка, решающая роль принадлежала «дьякам», даже если во главе стояли преимущественно бояре, а все приказы подчинялись боярской думе как органу, осуществляющему надзор. Вследствие расширения центральной администрации, с одной стороны, и надзора Москвы за самоуправлением на местах, с другой стороны, были не только упразднены наместники из числа высшей аристократии, но и исключены особые притязания регионов.

Административной системе соответствовала и система организации армии. Уже в 1550 году Иван IV приказом запретил ведение споров за чины и звания во время походов против внешнего врага. В 1555 году он издал «Уложение о службе», которое точно определяло служебные обязанности в зависимости от размеров земельных владений. Очевидно, что царь стремился к увеличению числа мелких и средних вотчин. Кроме того, были созданы первые объединения состоящих на жаловании безземельных, объединенных в гарнизоны пеших воинов (стрельцов), а также соответствующих подразделений артиллерии. Это были зачатки регулярной армии, которая должна была обеспечить царю полную независимость от дворянского призыва старого образца. Царь предпринял попытку создать мобильную личную охрану из мелких служилых людей, осевших вокруг Москвы уже к 1550 году и представлявших собой отряд кавалерии. К этому прибавлялось все большее число татар, поступавших на московскую службу как в одиночку, так и целыми группами, а также казаков, вольных воинов различного социального и национального происхождения, преимущественно беглых крестьян, которые селились на территориях, граничащих с «Диким полем» — степью на юге и юго-западе, где колесили кочевники. На Дону и Днепре возникали казачьи поселения с более или менее жесткой организацией, во главе с выборным гетманом или атаманом; казаков брали на службу лишь от случая к случаю. Кроме того, на южных границах московского государства несли службу так называемые «городские казаки» — объединенные в гарнизон вспомогательные части для защиты границ. Казачество было не только в социальном отношении новым явлением в Москве и на сопредельных западных территориях — днепровские казаки находились под литовско-польским верховенством, — но и представляло собой определенную опасность, поскольку в условиях усиления гнета свободного крестьянства и ограничения его права свободного передвижения могло стать очагом возможных беспорядков, побуждающих к бегству и мятежу. С другой стороны, казаки, представлявшие собой мобильные кавалерийские отряды, постоянно совершали набеги на татар, прежде всего крымских. Мы еще встретимся с казаками-первопроходцами, осваивавшими восточные земли.