Антон Шиндлинг - Кайзеры

В качестве стратегической цели австрийский министр иностранных дел Рехберг стремился к консервативному сотрудничеству с Пруссией, император одобрил такой курс. В то же время Франц Иосиф, учитывая особенности внутригерманской ситуации 1862–1863 годов, в основном через голову своего министра пытался продвигать идеи реформы Союза, которые ему доставлялись из кругов высшей аристократии, настроенной в великогерманском духе. Идеи эти с некоторыми модификациями сводились к концепции тройственного управления через директорию, что гарантировало бы приоритет Австрии. Идея воспользоваться усилившимся стремлением к национальному объединению для проведения широкомасштабного австрийского плана реформы Союза выглядела чрезвычайно заманчиво. Однако император с трудом мог смириться с перспективой политики, в которой основная ставка и опора будет сделана на национально-либеральные силы. Выразителем их настроений был министр Шмерлинг, являвшийся еще депутатом старого Франкфуртского парламента от великогерманской партии. Франц Иосиф поручил разработку проекта реформы клерикальному консерватору Бигелебену. Этот проект предусматривал увеличение числа союзных учреждении, усиление исполнительной власти, которая передавалась директории, состоявшей из пяти членов, бундесрат как федеративный орган и федеральное собрание, образуемое делегатами от парламентов стран Союза, как косвенное народное представительство, наделенное законодательными полномочиями.

Характерной, однако, была процедура обсуждения этого проекта, предложенная Бигелебеном и одобренная императором. Его следовало держать в секрете и от франкфуртского бундестага, и от правительств — проект должен был представить император на общем съезде немецких князей, которому и предстояло его принять. Такая процедура вполне соответствовала представлению Франца Иосифа о монархической политике под его личным руководством и о династической сущности германского сообщества. Эта процедура, кроме того, исключала преждевременное «расклепывание» проекта министрами и экспертами и льстила князьям, подчеркивая их роль монархов, стоящих над конституциями и вершащих великие дела в своем сиятельном кругу.

Этот план был направлен прежде всего против немецких либералов, но не в меньшей степени против интересов и позиции Пруссии, поэтому с самого начала казалось маловероятным, что прусское руководство его примет. Па этот случай Бигелебен предусмотрел запасной вариант — создание союза без участия Пруссии, так сказать, австро-мелкогерманское решение. С этим решением ознакомился и император. Однако «начале была предпринята попытка заманить короля Вильгельма на съезд князей. Такую задачу взял на себя Франц Иосиф и в уже опробованной манере «загодя» лично известил прусского короля об основных моментах замысла, но сделал это при таких обстоятельствах и в такие сроки, что последующий обвинения его в манипуляторстве и попытке захватить Пруссию врасплох казались вполне обоснованными. Бисмарк, конечно, разгадал этот фокус, но ему стоило немалого труда уговорить своего повелителя не поддаваться зову династических чувств и, вопреки монархическом солидарности, отклонить приглашение. Задача Бисмарка стала еще более трудной, когда за личным письмом императора последовало коллективное послание уже собравшегося Совета князей.

Отсутствие Гогенцоллерна торпедировало затеянное Австрией мероприятие, хотя дискуссии на Совете князей сами по себе прошли успешно. В глазах всех участников Франц Иосиф выглядел «положительным героем». Ему пришлось критиковать друзей Пруссии, что задевало личный и государственный престиж участников, и это помешало предотвратить дискуссии по мелким вопросам и проявления соперничества (прежде всего при обсуждении вопроса о директории). Однако, как известно, император обладал талантом вести собрания — он не выпустил вожжи из рук и в итоге добился поставленной цели: проект реформ с небольшими изменениями, не затронувшими его структуру, был принят большинством голосов (24 против 6). При этом, однако, даже представители большинства связали себя этим решением лишь до выяснения позиции Пруссии и тем самым сохранили за собой свободу действий. Эта оговорка в конечном итоге оказалась решающей для исхода противостояния. После того, как Пруссия отклонила проект и выставила предварительные условия, неприемлемые для Австрии, сразу же выяснилось, что сторонники реформ опасались вступать в острый конфликт со второй великой державой. Попытка Вены создать в рамках Союза еще один узкий союз без Пруссии также не нашел отклика у друзей Австрии в Германии.

Вообще говоря, и без этого доказательства было ясно, что реформу Союза вопреки Пруссии или без Пруссии провести не удастся. Идея создания особого союза без Пруссии и под руководством Австрии была также совершенно нереальной по политическим, географическим и экономическим соображениям, и это также было ясно с самого начала. Австрийская инициатива, взявшая за основу такую идею, свидетельствовала о некотором легкомыслии, присущем венской политике, и о недостаточной прозорливости императора.

Все это не дает, однако, ответа на вопрос о том, каким путем все же можно было достичь компромисса с Пруссией на консервативно-монархической основе, при том, что требования Пруссии, направленные на создание в Союзе подрывающего его основы дуализма, не были приемлемы ни для Австрии, ни для Третьей Германии. Под знаком этой темы прошли последние годы существования Германского союза. Однако вначале происходили совершенно иные события, которые отодвинули в тень споры о реформе Союза и вновь поставили Берлин в центр внимания венских политиков. Здесь вновь на первый план вышел Рехберг. Очередное обострение постоянно тлевшего шлезвиг-гольштейнского вопроса попало в одну из болевых точек Германии, что потребовало возобновления австро-прусских контактов. Рехберг и Франц Иосиф приняли предложение Берлина о совместных действиях. Это неявно предполагало свертывание антипрусского фронта, однако крутизна поворота, выполненного императором и его министром иностранных дел в германской политике, поразила многих. Эти действия объясняются европейскими масштабами шлезвиг-гольштейнского вопроса и вытекавшими из них объективными факторами, определявшими политическое поведение, идеологическими установками, с позиции которых Фрайд Иосиф оценивал соотношение сил, и, наконец, поистине резиновым прагматизмом и макиавеллизмом Бисмарка. Конфликт с Данией привел к тому, что общеполитическая инициатива окончательно перешла к Пруссии. Исходным пунктом политики Бисмарка послужили расхождения между официальной позицией Германского союза и тем порядком наследования в этих герцогствах, который был закреплен в Лондонском протоколе 1852 года. Европейские великие державы в нарушение салического закона установили такой порядок наследования, который, с одной стороны, оставлял Шлезвиг и Гольштейн под юрисдикцией датской короны, но, с другой стороны, подразумевал их особое государственно-правовое положение. Германский союз в целом и большинство средних и малых государств Германии не согласились с этим порядком. Они считали, что при предстоящем угасании старой королевской линии герцогства должны попасть в руки другой ветви этой династии (Августенбургов), в результате чего произойдет их полное отделение от Дании. Наследство открылось в ноябре 1863 года. Спор европейских династий был лишь поводом для столкновения национальных притязаний датчан и немцев. Со времен революций 1848 года этот конфликт относился к числу особо взрывоопасных и находился в центре внимания европейской дипломатии, озабоченной поддержанием равновесия и порядка. Начиная с 1852 года, бундестаг постоянно занимался отражением лоббируемых национальной партией попыток Дании изменить правовой статус этих территорий путем полной интеграции Шлезвига в состав датского государства. Вступив в ноябре 1863 года на датский престол, «протокольный принц» Христиан IX первым делом утвердил уже начатую инкорпорацию Шлезвига и тем самым нарушил Лондонский протокол. Германию захлестнула волна национально-либеральной агитации, большинство Франкфуртского бундестага предпринимало шаги, направленные на возведение на престол Августенбургов, а в это время Берлин и Вена согласовали программу совместных действий с целью принудить строптивую Данию соблюдать Лондонский протокол. Результатом этой политики стала «оккупация в залог» Шлезвига. Это удовлетворило воинственность национальных политиков, но также должным образом учитывало и европейские аспекты этой проблемы. Все заинтересованные стороны собрались за столом переговоров в Лондоне, что перенесло поиск решения на уровень дипломатии европейского концерта. Однако на франкфуртской сцене состоялось на сей раз совершенно небывалое шоу: обе великие державы выступили против политики большинства и против придерживавшегося либерально-конституционных взглядов Августенбурга, проиграли голосование и вынуждены были выслушать из уст сторонников тройственного управления Союзом обвинения в измене делу Союза.