Антон Шиндлинг - Кайзеры

□ отец — Карл II Среднеавстрийский (1540–1590), сын императора Фердинанда I (ум. 1564);

□ мать — Мария Баварская (1551–1608), дочь герцога Альбрехта V Баварского (ум. 1579);

□ брат — Леопольд V (1586–1632), епископ Пассау и Страсбурга, с 1625 года правитель Тироля;

□ браки: (1) — 23 апреля 1600 года с Марией Анной (1574–1616), дочерью герцога Вильгельма V Баварского (ум. 1626), (2) — 4 февраля 1622 с Элеонорой (1598–1655), дочерью герцога Винченцо I Мантуанского (ум. 1612);

□ 4 сына, 3 дочери, среди них: император Фердинанд III (ум. 1657), Леопольд Вильгельм (1614–1662), епископ Пассау и Страсбурга, Мария Анна (1610–1665), супруга курфюрста Максимилиана I Баварского (ум. 1651).

В обзоре литературы, посвященной Тридцатилетней войне, сказано, что Фердинанд III и поныне «остается Золушкой историографии» (Parker, 291). Эта оценка справедлива, ибо не существует ни одной старой или повой его биографии, автор которой попытался бы всерьез понять и описать этого императора «изнутри», с его склонностями и симпатиями, его воспитанием, мировоззрением и образом жизни, его успехами и неудачами. Соответствующие первоисточники до настоящего времени продолжают оставаться практически неисследованными. Поэтому данную главу не следует рассматривать как энциклопедическую статью — это скорее проблемная историческая работа.

Для историка имеют значение не только биографические данные. Очень важен также портрет монарха, его, если так можно выразиться, «модель», система категорий, определяющая тот идеальный образ, которому он сам стремился соответствовать, равно как и образ, в котором представал перед взглядами публики. Эти данные очень важны для описания жизни монарха, ибо монарший двор является душой монархического государства.

Для Фердинанда Ш характерно то, что его на протяжении всей жизни сравнивали с его отцом, Фердинандом II, и «модель» его правления всегда рассматривали как нечто производное от минувшего царствования. В определенном смысле Фердинанд III так никогда и не вышел из отцовской тени. Нет ничего удивительного в том, что сыновей, тем более, если это сыновья князей и они еще достаточно молоды, сравнивают с их отцами. Однако в гуманистическом памфлете, адресованном Фердинанду IV и приуроченном к выборам римского короля 1653 года, молодого принца предостерегают от примера его предшественников (Фердинанда III, Фердинанда II и Маттиаса). Можно, конечно, сказать, что в данном случае речь шла не более, чем о сиюминутной политической конъюнктуре. Но и в проповедях на похоронах императора в 1657 году Фердинанда прославляли, в основном сравнивая покойного с его отцом, что уже никак нельзя объяснить исключительно конъюнктурными соображениями.

Эти реминисценции были выдержаны в духе гуманистической риторики и строились на системе философских категорий неостоицизма. В XVII веке эта философская система переживала расцвет, чтобы позднее, в ходе общеевропейского кризиса духа (Hazard), уступить место идеям Просвещения. Во всех этих источниках наблюдается характерное содержательное единство. Это вовсе не значит, что из этих документов можно действительно узнать какие-то факты о жизни и личности этого императора (имеются в виду данные, выходящие за пределы официальной и общеизвестной «нормативной» информации). В пользу такого вывода говорят некоторые обоснованные предположения — дело в том, что далеко не все существующие источники могут считаться вполне безупречными в части достоверности. Во всяком случае, газеты, листовки и надгробные проповеди требуют весьма осторожного к себе отношения.

Так, к числу подобных источников, которые не обязательно содержат вполне достоверные факты, по все же позволяют судить об упомянутой нами идеализированной «модели» этого монарха, относится некролог, написанный в 1657 году Аванчинм, в котором говорится об основательном философском и математическом образовании Фердинанда III, о том, что он знал несколько языков (итальянский, испанский, латынь, чешский). Здесь же указывается на большие заслуги этого представителя Габсбургов в области «свободных искусств» (artes liberales). При этом автор некролога ссылается на «источники», по это звучит для нас не особенно убедительно, поскольку под таковыми он разумеет в основном тексты пропагандистской направленности. С другой стороны, не стоит слишком усердствовать и в методологическом скепсисе. В 1638 году венецианский посол докладывал своему правительству о том, что Фердинанд III наряду с уже упомянутыми языками «прекрасно» владел венгерским и французским (эпитет, конечно, может быть данью преувеличенной вежливости той куртуазной эпохи). Все же тот факт, что император хорошо говорил по-итальянски, может считаться доказанным. Также можно с полным основанием предположить, что он прилично владел латынью и испанским. Что же касается активного и пассивного владения чешским и венгерским языком, то выяснить это не представляется возможным. Следует все же предположить, что от короля Богемии и Венгрии вполне законно было ожидать владения языками этих стран. Это входило в обязанности монарха, к которым Фердинанда готовили с раннего детства, и вполне гармонирует с общей картиной полученного им разностороннего образования. Он был всесторонне одаренным человеком и обладал широким кругом интересов. Достаточно упомянуть хотя бы о том, что современная история музыки относит его к достойным упоминания композиторам своего времени.

Образ императора и его правления во времена Фердинанда III доводился до двора, столицы, рейхстага и вообще до всего мира, способного читать, в самых разнообразных формах. Однако, независимо от формы и повода появления этих документов, в них всегда присутствовал один общий момент, состоявший в том, что авторы не считали необходимым подробно обосновывать перед адресатами их содержание: авторы исходили из того, что предполагаемому читателю оно известно и понятно, то есть все знали, чего можно ожидать от этого Габсбурга, и все были едины в этих ожиданиях.

Это утверждение вовсе не является выводом наблюдателя, взирающего на эту эпоху с расстояния трех с половиной столетий, доказательством чему являются два важнейших текста того времени, посвященных интересующей пас теме. Особенность этих текстов состоит в том, что они не были ориентированы на широкую общественность, а предназначались «для служебного пользования». Они содержат некоторый стандарт — систему нормативных требований к монарху — и критерии соответствия этому стандарту. Речь идет о двух коротких памятных записках, к первой из которых раньше уже неоднократно обращались исследователи (Sturmberger, Kraus). Впервые этот документ был напечатан в 1632 году очень ограниченным тиражом и, но всей видимости, предназначался для весьма узкого круга. В известном нам виде он был впервые опубликован лишь в 1668 году под названием «Princeps In Compendio» («Краткие соображения о государе»). Автор этого документа неизвестен, но очевидно, что им должен был быть опытный юрист с большими философскими и богословскими знаниями. Автором второй памятной записки был опытный государственный деятель князь Гундакар Лихтенштейнский (1580–1658). Темой ее является воспитание князя и технология управления государством. Лихтенштейн написал первую редакцию этого документа в 1639 году, скорее всего, для эрцгерцога Леопольда Вильгельма (Mitis, 100). В августе 1648 года памятная записка была представлена императору, а затем, в 1657 году, вновь была вручена Леопольду Вильгельму, который временно правил в Вене от имени своего, тогда еще несовершеннолетнего племянника Леопольда I. Итак, в обоих случаях мы имеем дело с программными документами.