Антон Шиндлинг - Кайзеры

Таким образом, discretio (дифференциация) является тем критерием, который определяет характер реализации принципиальных целей. Этот критерий служит для выбора средств и целей не только текущей конфессиональной политики, но и политики вообще. Именно поэтому на протяжении всех пунктов, числом 21, памятной записки 1632 года, подобно знаку препинания, мелькает слово «moderatio», которое следует перевести как «умеренность». Justitia (справедливость) предполагает dementia (милосердие), поэтому князь должен быть «clemens — sed cum moderatione» (милосердным — но с умеренностью, пункт 4). Положение князя предполагает щедрость (libertalitas), но «cum moderatione… utenda» (с разумной умеренностью, пункт 5); при налогообложении следует действовать «cum moderatione», дабы не слишком угнетать подданных: князь должен быть для подданных не «tuyrannus», a «pater», пункт 12. Ив свободное время высшей заповедью должна оставаться умеренность. Ввиду перегрузки государственными делами князь нуждается в регулярном отдыхе, для чего ему рекомендуются охота, конный спорт, музыка и занятия ремеслами (ars mechanics). Но и здесь в силе остается правило: никаких крайностей, «пе sit labor [recreatio], sed delektatio» (отдых не труд, а развлечение, пункт 17). Благословенный путь середины и есть генеральная линия: «meduim teneri beati» (прекрасны плоды среднего пути) — обещает «Princeps In Compendio», пункт 11.

Если тезисно резюмировать основные принципы рассмотренных нами обоих «зерцал княжеских добродетелей», то их можно сформулировать так: во-первых, политическая нравственность отличается от нравственности личной, по требования обеих обязательны для князя; во-вторых, фундаментом власти Габсбургов был, есть и всегда будет австрийский католицизм; в-третьих (распространяется также и на два предыдущих принципа), умеренность, moderatio.

Эти принципы, конечно же, не исчерпывают содержания рассматриваемых нами документов. В них содержится также масса практических наблюдений и указаний, касающихся технологии власти и правления. При этом главная цель состоит в том, чтобы абсолютный монарх, несущий ответственность за все, был способен на практике нести такую ответственность и соответствовать ей. Поэтому, по мнению Лихтенштейна, главным свойством хорошего монарха является не политическая изобретательность (ingenium), по способность правильно оценивать ситуацию, суждение (iudicium). Для того, чтобы что-то изобретать и генерировать идеи, существуют советники, но лишь ему одному дано решать, чье предложение будет принято. Большое внимание в этих документах уделяется созданию и функционированию механизмов эффективного контроля, которые в конечном итоге должны служить опять же укреплению авторитета князя. На этом авторитете зиждется монархическое государство, и завоевать его можно только действием. Нельзя молча терпеть несправедливость — всепрощенчество (nimia indulgentia) есть тягчайший политический грех. Князь должен действовать реально. Он обязан последовательно, справедливо и разумно применять похвалу и упрек, награду и наказание, и тогда он добьется цели. Лихтенштейн формулирует эту цель так: любовь благочестивых и послушных подданных, страх порочных и непокорных подданных, однако уважать князя и подчиняться ему должны и те, и другие. «Princeps In Commpendio» формулирует это несколько иначе: «sicut enim principem a subditis amari, ita et timeri oportet, non tamen timore servili, sed filiali». (ибо монарх нуждается и в любви подданных, и в их страхе, но страх этот должен быть не рабским, а сыновним). Традиция и окружающие условия породили тот стандартный образ монарха, который еще в 1621 году обрисовал Фердинанд II в завещании, адресованном сыну: «Наши воля, мнение и приказ…, чтобы наш любимый сын и законный наследник… в будущем правил завещанной ему нами и дарованной ему Богом землей и ее пародом, руководствуясь страхом Божьим, справедливостью, истинной нравственностью и единой религией».

Нет никаких разумных оснований усомниться в том, что император Фердинанд III принял для себя эту систему норм и неукоснительно следовал ей. Однако требовать у историка ответа на вопрос о том, действительно ли он соответствовал этим высоким требованиям, значит, сильно преувеличивать возможности ученого. Историческая наука не в состоянии заменить Страшный суд.

Общеизвестно, что важнейшим политическим событием эпохи правления Фердинанда III явился Вестфальский мир. Поэтому наша периодизация не требует какого-то особого обоснования. Мирные договоры 1648 года, ставшие политической реальностью лишь в результате оформления уступок летом 1650 года, являются важнейшим водоразделом в истории Германии, и, безусловно, важнейшим политическим решением из всех тех, которые пришлось принимать Фердинанду III. Таким образом, предметом нашего рассмотрения станут 11 с лишним лет, начиная с 15 февраля 1637 года, то есть момента принятия власти Фердинандом III, и заканчивая подписанием мирных договоров в Мюнстере. Итак, на время правления Фердинанда III приходится большая часть последнего периода Тридцати летней войны, который по непонятным причинам игнорировали все историки с начала XIX века. Лишь ряд монографий последнего времени смог осветить важнейшие узловые точки этого периода.

Большинству людей XVII века эта война казалась апокалиптическим кошмаром. Однако те, кто интересовался политикой, а их число было вовсе немалым, если судить по тиражам воззваний и листовок, знали, что в Европе редкий год не был озвучен «воплем войны», причем communis opinio (общественное мнение) исходило из того, что при определенных обстоятельствах война между христианами допустима и необходима. Однако война такого масштаба, как Тридцатилетняя, — «масштаб» измерялся по более ранним или параллельным по времени вооруженным конфликтам — была для исторического и актуального сознания образованных людей того времени бедствием поистине уникальным. Эта уникальность запечатлелась к концу этой войны в постгуманистическом языковом стиле термином «Тридцатилетняя война», который вскоре вошел и в обыденную речь.

К моменту начала этой уникальной войны, которая началась, как восстание против его дяди императора Маттиаса (1612–1619), а затем продолжалась уже как война против его отца императора Фердинанда II, будущему императору Фердинанду III было 10 лет, он не был старшим сыном императора, и, следовательно, не был престолонаследником. Он стал таковым после смерти брата Иоганна Карла в конце 1619 года. С самого детства основным впечатлением его жизни стала война, которая все продолжалась и продолжалась, то затихая, то опять вспыхивая на старых и новых фронтах и театрах военных действий (theatrum belli — очаровательное выраженьице из словаря военной теории).