Дмитрий Старостин - Между Средиземноморьем и варварским пограничьем [Генезис и трансформация представлений о власти в королевстве франков]

В то время как медиевисты XX в. уточняли хронологию процесса романо-германского синтеза преимущественно на основе изучения социально-экономической проблематики, их коллеги-антиковеды работали над уточнением особенностей развития общества и идеологии власти в поздний период существования Римской империи. Значимый для медивистики XIX в. VI в. в результате последующих исследований стал лишь частью перехода от Античности к Средневековью, рассматриваемом в аспекте времени «большой длительности». Термин «Поздняя Античность» появился в конце XIX в., и с тех пор интерес к этому времени как к самостоятельному периоду развития с особыми способами ведения политической, социальной и культурной жизни приобрел ключевое значение для многих исследований. Среди ученых, много способствовавших повышению репутации данного периода в качестве значимого и интересного, можно назвать Лабриоля, А. Шастаньоля, А.И. Марру, П. Брауна {19} 19 Marrou H.I. Histoire de l’éducation dans l’antiquité. R, 1965; Brown P. Society and the Holy in Late Antiquity. Berkeley, 1982; Idem. The World of Late Antiquity, 200–750. L., 1971; Chastagnol A. devolution politique, sociale et economique du monde romain de Diodetien a Julien: la mise en place du regime du Bas-Empire (184–363). P., 1994. . Изыскания историков показали, что выдвинутый Гиббоном тезис о «падении Римской империи» не может считаться исчерпывающим при описании этого периода, да и сам процесс — более сложный и многоуровневый {20} 20 Noble T. The Transformation of the Roman world. Reflexions on Five Years of Work // East and West: Modes of Communication. Proceedings of the First Plenary Conference at Merida / Ed. by E. Chrysos, I. Wood. Leiden, 1999. P. 266. . Ученые убедительно продемонстрировали, что уже к концу принципата Римская империя лишилась многих черт, которые напоминали о ее связи с республиканским Римом времен Античности. Стало нормой рассуждать о Поздней Античности как об исключительном периоде истории, который характеризовался значительным количеством особенностей по сравнению и с предшествующим, и с последующим периодами. Используя данные археологии, исследователи все меньше говорят о массовых варварских вторжениях как о доказанном факте. Данное обстоятельство позволяет переосмыслить значение указанного периода — времени, которому свойственна преемственность традиций и постепенная их адаптацией к новым условиям {21} 21 Hen Y. Roman Barbarians: the Royal Court and Culture in the Early Medieval West. N.Y., 2007; Heather P. The Restoration of Rome: Barbarian Popes and Imperial Pretenders. L, 2014; Halsall G. Barbarian Migrations and the Roman West, 376–568. Cambridge, 2007. . Поэтому сейчас историки настаивают на том, что в Поздней Античности сложились своя, особая практика власти, отличающаяся от классических традиций и не связанная с каким-либо влиянием варваров на римский мир. Иными словами, Поздняя Античность не сразу уступила место Раннему Средневековью, более того, между ними существовала значительная генетическая связь.

В результате эволюции исторического знания появилось то, что в XIX и начале XX в. называлось просто «Средневековьем», а в конце XX в. стало именоваться «Высоким Средневековьем». Поэтому развитие представлений о власти и об организации общества в Галлии в период правления династии Меровингов стоит рассматривать не только с точки зрения средневековых порядков и ментальности, но и учитывая позднеантичные идеалы, социальную и политическую практику.

С одной стороны, историки отмечали постепенное ослабление власти франкских королей, связанное в первую очередь с тем восприятием истории династии, которое, например, обнаруживается у Эйнхарда {22} 22 Lot E., Pfister C., Ganshof F.L. Histoire du Moyen Âge. T. 1. P. 319–325. . Однако существенным недостатком этой устоявшейся в первой половине XX в. точки зрения является ряд внутренних противоречий; видны они лишь при тщательном анализе. В частности, данная концепция не дает удовлетворительного объяснения серии событий, произошедшей во Франкском королевстве в конце VI — первой четверти VII в. Тогда франкским королям из «Суассонской» ветви династии удалось усилиться (в правление Хильперика, его сына Хлотаря II и внука Дагоберта I) и объединить под своей властью практически всю территорию современной Франции. После очередного раздела территории единого королевства, вызванного смертью Дагоберта, власть Меровингов над обширным пространством современной Галлии, как принято считать, уже никогда не восстановилась, да и само значение династии в целом перестало быть определяющим для судеб региона. Таким образом, именно правление короля Дагоберта стало пиком раннесредневекового единства Франции, а государь приобрел мифологические черты собирателя земель.

Принципиально важными для понимания истории Франкского королевства в меровингский период являются труды ряда англоязычных исследователей. Нестыковки различных концепций позволили Р. Гербердингу предположить, что в них есть слабости, которых он попытался избежать в своей теории. Медиевист обратил внимание на взгляды автора «Истории франков» (“Liber historiae francorum”) — произведения, до того мало занимавшего ученых. Р. Гербердинг сравнил сообщения о позднем периоде истории Меровингского королевства, которые можно найти в «Истории франков», с информацией из других источников {23} 23 Gerberding R. The Rise of the Carolingians and the “Liber Historiae Francorum”. Oxford, 1992. . В результате было показано, что эта «История» не дает возможности принять сложившую историографическую традицию. Гербердингу удалось развенчать появившийся впервые в сочинении биографа Карла Великого Эйнхарда тезис о «слабости» меровингских королей в последние полтора века правления. Исследователь также показал: подобное утверждение можно воспринимать только как каролингскую пропаганду и, одновременно, знак того, что для историков, связавших свою судьбу с Каролингской династией, было важно подчеркнуть принципиальное отличие политики этой династии от политики предшествовавшей ей Меровингской. В результате детального изучения «Истории франков» Р. Гербердинг пришел к выводу, согласно которому для автора, писавшего свой труд в эпоху правления Меровинсгской династии, короли были сильными и значимыми, а вовсе не теми слабыми властителями, представленными на страницах сочинения Эйнхарда. Их основным политическим принципом был поиск согласия между различными группами светской и церковной иерархии, и в данной области, как считает Гербердинг, они добивались успехов и тогда, когда новые мажордомы из Австразии, потомки Арнульфа из Меца и предки Пепина III и Карла Великого, уже предъявляли серьезные претензии на власть в Нейстрии.

Все это говорит о том, что власть позднемеровингских королей обладала политической силой и значимостью. Как следует из исследования Р. Гербердинга, в восприятии автора «Истории франков» франкские короли крепко держали бразды правления в своих руках, и только от них зависело поддержание мира в государстве. Отметим, что в результате появления авторитетного труда Гербердинга сложилась интересная и неоднозначная историографическая ситуция в отношении данного вопроса: в частности, ученый сформулировал теорию, согласно которой в VII в. власть франкских королей не только не ослабла, но, наоборот, даже укрепилась. К наиболее уязвимым сторонам работы английского историка относится, пожалуй, тот факт, что механизмы реализации власти остались в его исследовании нераскрытыми.