Валерий Сойфер - Сталин и мошенники в науке

Появление обвинения в "Правде" было серьезным событием, так как всё, что появлялось на страницах этой центральной партийной газеты, становилось руководством к действию. Статью на следующий же день перепечатала газета "Социалистическое земледелие".

Однако лысенковщину осуждали многие специалисты в стране, и в ЦК партии посыпались протесты против саптевской статьи. Первой к секретарю ЦК партии А. А. Жданову обратилась сотрудница Государственной комиссии по сортоиспытанию кандидат наук Е. Н. Радаева:

"За короткий срок Т. Д. Лысенко стал академиком, главой сельскохозяйственной науки. Методы акад. Лысенко были положены в основу работы многих институтов страны…

Вскоре, к великому удивлению и разочарованию советских ученых и колхозников, обнаружилось, что широковещательные предложения акад. Лысенко при практическом их осуществлении являются бесплодными…

Если передовиков народ называет стахановцами, то халтурщиков и очковтирателей наш мудрый, насмешливый народ окрестил "лысенковцами" и Справедливую критику старейших ученых акад. Лысенко неизменно встречал истерическими криками о борьбе реакционных, буржуазных ученых против него — иносителя передовых идей новой, нарождающейся, советской науки. Пользуясь своим командным служебным положением в науке, акад. Лысенко открыл беспощадную травлю всех, кто осмеливался его критиковатьи за короткий срок акад. Лысенко развалил ВАСХНИЛ… [которая] превратилась в пристанище шарлатанов от науки и всякого рода "жучков"…Одновременно акад. Лысенко захватил в свои руки с. х. печать… Лысенко удалось полностью заглушить критику его ошибок. Но вместе с критикой заглохло и развитие с. х. науки" (13).

Решительно отозвавшись о статье Лаптева как о совершенно неверной и по сути и по форме, Радаева не побоялась написать в ЦК партии следующее:

"Только трусливостью наших философов, ушедших в прошлое от решения современных задач, можно объяснить безнаказанное процветание лысенковщины. Только потерей совести и чести можно объяснить ту беззастенчивую ложь и фальсификацию, к которой прибегают Лысенко и лысенковцы в борьбе за удержание занятых ими позиций в науке.

Ни чем иным, как лысенковской фальсификацией является выпад "проф. Лаптева", помещенный в газете "Правда" от 2 сентября 1947 г. против А. Р. Жебрака…

"Крокодиловы слезы Лысенко и лысенковцев" объясняются тем, что "они смекнули, что могут кое-что заработать на этом деле, ошельмовав акад. Жебрака. Под прикрытием громких стенаний об утраченной чести и патриотизме в лаптевской статье при помощи ловкости рук проведены два незамысловатых положения.

Первое о том, что лысенковское направление в Советском Союзе является не просто направлением в биологии, а направлением государственным, это почти диалектический материализм. А отсюда следует второе, о том, что критиковать Лысенко — это почти нападать на основу Советского государства".

Зазнавшийся интриган и путаник! Убаюканный лестью окружающих его подхалимов: он не заметил, что за годы Советской власти выросло поколение советских ученых, которых не запугаешь террором, не введешь в заблуждение спекуляциямии Этим ученым пока негде сказать свое слово, но они терпеливо ждут своей очереди.

Акад. Лысенко, кажется, еще не осознал, что созданное им учение — это не больше чем поганый гриб, сгнивший изнутри и только потому сохраняющий свою видимость, что к нему еще никто не прикасался…

Можно согласиться с предложением проф. Лаптева о привлечении к суду общественности антипатриотов, но скамью подсудимого заслуживает акад. Лысенко и его подхалимы…" (14).

Письмо Радаевой поступило в ЦК партии 4 сентября. На следующий день Жданову написал Жебрак (15). 8 сентября 1947 г. в тот же адрес письма, наполненные фактами провалов Лысенко на фоне успехов генетиков, направили И. А. Рапопорт (16) и заведующий кафедрой Московского университета Д. А. Сабинин (17). Написал в ЦК директор Института Биологии Белорусской АН профессор П. Железнов, а 10 сентября краткое письмо направил Жданову крупнейший селекционер П. И. Лисицын. Он писал:

"Меня возмутила эта статья как дикостью обвинения…, так и грубой демагогичностью тона… Повидимому автор считает, что он живет в дикой стране, где его стиль наиболее доходчив… Пора бы призвать к порядку таких разнузданных авторов" (18).

Обращение ведущих ученых к властям страны, казалось бы, не могло остаться безответным, особенно учитывая общественное звучание таких имен как прославленный селекционер Лисицын. Но авторы писем не получили даже строчки ответа. Секретари ЦК партии и их подчиненные молчали. Не могло не сложиться впечатления, что чья-то начальственная рука заткнула всем рот. Повторявшиеся на каждом шагу лозунги о нерушимой связи большевиков с народом очередной раз обесценились: партийное руководство, к которому с надеждой обращались лучшие представители научной интеллигенции, игнорировало обращения, и это было плохим сигналом.

Партком Тимирязевской академии 22 сентября 1947 года рассмотрел статьи в "Литературной газете" и "Правде" и решил, что к заведующему кафедрой генетики и селекции академии Жебраку должны быть применены меры идеологического порядка. 29 сентября к этому решению присоединился Ученый совет академии {63} , а 10 октября такое же решение принял партком Министерства высшего образования СССР (19). Парторганизация Тимирязевской академии постановила передать "Дело Жебрака" в "Суд чести" при Министерстве высшего образования. В соответствии с приказом министра С. В. Кафтанова "Суд чести" (20) возглавил начальник Главка Министерства И. Г. Кочергин — хирург по специальности.

Прежде чем приступать к самому "суду", было решено провести "предварительные слушания", чтобы выяснить степень вины "подсудимого". Тем не менее в этот момент в недрах ЦК единства в отношении того, как поступать с Жебраком, не было. В 1948 году Кафтанов сообщил, что дело дошло до прямой конфронтации: некоторые ответственные сотрудники аппарата ЦК (Балезин из управления кадров ЦК и Суворов — начальник отдела науки ЦК) вначале попытались предотвратить "Суд чести". Суворов даже приезжал для этого в министерство, "доказывая нецелесообразность Суда чести… Только после того, как т. А. А. Жданов дал прямое указание по этому вопросу, противодействие указанных работников аппарата ЦК прекратилось" (21). Конечно, начальник Отдела науки ЦК партии С. Г. Суворов не мог приехать по своей воле в министерство, чтобы затормозить "дело Жебрака". Поверить в то, что он пошел на такой шаг по собственной инициативе, невозможно. Получить разрешение он мог или от своего непосредственного начальника — Г. Ф. Александрова, или у еще более высокого босса — А. А. Жданова. Но согласно Кафтанову, Жданову пришлось изменить свою позицию и дать согласие на проведение судилища. Чтобы устранить всякие преграды, возводимые другими партаппаратчиками, новый Секретарь ЦК Суслов теперь действовал в противоположном направлении и даже поехал сам в министерство, чтобы лично проинструктировать председателя суда Кочергина о том, как нужно организовать суд.