Валерий Сойфер - Сталин и мошенники в науке

В числе назначенных академиков были либо непосредственно с Лысенко работающие — Авакян, Варунцян, Долгушин, Колесник, Ольшанский, Презент, либо ему преданные, такие как Лукьяненко, Беленький и другие. Был в их числе и друг Н. И. Вавилова еще с времен совместной работы в Саратове — Бушинский {70} , вошедший в доверие к В. Р. Вильямсу, а после смерти Вильямса, подружившийся с Лысенко. В числе назначенных был и Лаптев, выступивший со статьей против А. Р. Жебрака в "Правде". Был причислен к разряду академиков ВАСХНИЛ и совсем уж отвратительный тип: кадровый офицер НКВД С. Н. Муромцев. В то время он имел степень доктора наук, но среди коллег был известен другим. Многие знали, что он работал одно время начальником специальной тюрьмы — так называемой "шарашки" и был известен как отъявленный садист: он лично избивал находившихся в заключении под его началом академиков АМН СССР П. Ф. Здродовского и Л. А. Зильбера (18). Однако позже стали известны другие подробности деятельности этого офицера в системе ОГПУ и НКВД. В газете "Труд" (19) предали гласности, что еще в 1930-е годы Муромцев участвовал в работе сверхсекретной спецлаборатории по созданию токсических веществ (ядов) и их испытанию на политзаключенных. Яды применяли для уничтожения политических оппонентов и для политических диверсий. Спецлаборатория числилась при коменданте НКВД СССР генерал-майоре Блохине, а в 1937–1938 годах её подчинили непосредственно наркому Ежову, а затем заменившему его Берии и заместителю наркома Меркулову (до мая 1946 года) и позже новому министру госбезопасности Абакумову. Последний в 1946 году ликвидировал спецлабораторию. Эти сведения предал гласности генерал КГБ П. А. Судоплатов {71} , осужденный после расстрела Берии. На суде над Судоплатовым в 1953 году С. Н. Муромцев, вызванный как свидетель, признал, что непосредственные задания о том, кого нужно отравить, он получал лично от Молотова и Хрущева (19). Такими замечательными кадрами пополнили сельскохозяйственную академию.

В заметке о решении Совета Министров СССР сообщалось, что

"Сессия, посвященная довыборам действительных членов Академии, выборам членов-корреспондентов Академии из числа кандидатов, выставленных научными учреждениями, общественными организациями и отдельными научными работниками, списки которых опубликованы в печати, состоится в сентябре 1948 года".

Выборы так и не состоялись, однако даже если бы их провели, то лысенковское большинство завалило бы теперь всех противников "на законном основании", то есть путем голосования.

Последний абзац правительственного сообщения гласил:

"Очередная июльская сессия, посвященная обсуждению доклада академика Т. Д. Лысенко на тему "О положении в советской биологической науке", состоится в конце июля с. г. в гор. Москве".

Сессия проходила с 31 июля по 7 августа и получила название "Августовской сессии ВАСХНИЛ". Лысенко зачитал доклад, отредактированный Сталиным. Политические мотивы сочетались в нем с беспримерными обвинениями западной науки. Этот наступательный тон выглядел странно, так как и полугода не прошло с того дня, когда Ю. А. Жданов раскритиковал Лысенко. Но сессия была качественно иным событием в жизни советской науки. Сталин предоставил Лысенко возможность не просто расправиться с оппонентами, он придал этому разгрому такое политическое звучание, которого раньше в жизни страны не было.

Партийные верхи осуществляли неусыпный контроль за тем, как идет сессия. Согласно рассказу одного из ближайших к Лысенко в то время людей — Н. В. Турбина, каждый день по окончании заседаний В. Н. Столетов выполнял роль связного между Лысенко и Политбюро ЦК партии. Он приезжал в конце каждого дня сессии к Маленкову и информировал его о том, что было сделано. Он же каждое утро согласовывал с Лысенко список выступающих и клал перед председательствующим на сессии заместителем министра сельского хозяйства СССР П. П. Лобановым узенький листок с фамилиями тех, кому надо предоставить слово, а Лобанов лишь оглашал эти фамилии. Деятельность эта пошла на пользу Столетову — он понравился высшим начальникам, что позже, помогло емуу сделать головокружительную карьеру {72} .

Самой характерной чертой лысенковского доклада была безапелляционность. Фразы были решительными, обвинения категоричными, доказательства не приводились, потому что больше они не были нужны: буржуазная сущность генетики и её вредность декларировались отныне навсегда. В центральной части доклада, озаглавленной "Два мира — две идеологии в биологии", Лысенко заявил:

"Возникшие на грани веков — прошлого и настоящего — вейсманизм, а вслед за ним менделизм-морганизм своим острием были направлены против материалистических основ теории развития… Ныне, в эпоху борьбы двух миров, особенно резко определились два противоположные, противостоящие друг другу направления, пронизывающие основы почти всех биологических дисциплин… Не будет преувеличением утверждать, что немощная метафизическая моргановская "наука" о природе живых тел ни в какое сравнение не может идти с нашей действенной мичуринской агробиологической наукой" (23).

Заканчивая доклад, Лысенко сказал:

"В. И. Ленин и И. В. Сталин открыли И. В. Мичурина и сделали его учение достоянием всего народа. Всем своим большим отеческим вниманием к его работе они спасли для биологии замечательное мичуринское учение" (24).

На правах самого близкого к Лысенко сторонника предпоследним выступал Исай И. Презент, ставший теперь академиком ВАСХНИЛ. Он глумился над поверженными генетиками и позволял себе выходки, непристойные ни с каких позиций. Одному из крупных эволюционистов, допущенных к присутствию на сессии, он адресовал такие слова:

"Дарвинизм сейчас не тот, который был во времена Дарвина… Такого уровня подбора не знало дарвиновское учение, не знало и не могло знать, но вы, профессор Поляков, его знать обязаны. Ведь вы обязаны быть умнее Дарвина, уже по одному тому, что птичка, сидящая на голове мудреца, видит дальше мудреца. ( Смех)" (25).

Он называл генетиков ретроградами и приписывал им явную ахинею, одновременно пугая их:

"Никого не смутят ложные аналогии морганистов о невидимом атоме и невидимом гене. Гораздо более близкая аналогия была бы между невидимым геном и невидимым духом. Нас призывают дискуссировать. Мы не будем дискуссировать с морганистами (аплодисменты), мы будем продолжать их разоблачать, как представителей вредного и идеологически чуждого, привнесенного к нам из чуждого зарубежья лженаучного по своей сущности направления ( Аплодисменты)" (26).

Правда, среди ученых ходил рассказ (возможно легенда), что во время этого выступления он чуть не погиб от рук генетика Иосифа Абрамовича Рапопорта, наиболее смело выступившего на сессии в защиту обругиваемой лысенковцами науки. Рапопорт был героем войны, жестоко израненным (он получил 18 ранений на передовой, потерял глаз, но каждый раз возвращался в действующую армию и заслужил на полях сражений мало с кем сравнимую славу героя). Много десятилетий позже С. Э. Шноль в знаменитой книге "Герои и злодеи российской науки" вспомнил эту легенду: